Па Марго - Марго Па

– Я хотела бы выкупить свою картину. Странно звучит, но так сложились обстоятельства. Или могу предложить взамен другую, – потребовала она.

– Алика, ты же знаешь, я – коллекционер. Для меня не представляет интереса любая твоя картина. Автопортрет стал последним аккордом в моей коллекции лиц, поэтому я купил его, – после минутного молчания обстоятельно объяснил коллекционер.

– Послушайте, а могу я выкупить картину за большие деньги, чем продала? – не сдавалась Алика.

В трубке снова повисло тягостное молчание.

– Тебе действительно так нужна эта картина? Ты же можешь нарисовать ее снова? Я не буду против копии, – наконец примирительно сказал он.

– Если бы могла, не позвонила бы, – в голосе Алики прозвучали нотки отчаяния.

– Одни проблемы с вами художниками, – рассердился коллекционер, но немного подумав, решил обратить ситуацию в свою пользу:

– Ну что ж, тогда вспомним наш давнишний разговор. Я поменяю ее на все картины твоего мужа, там прекрасная подборка рассветов.

– Что?! Да как вы смеете! – Алика бросила трубку, не договорив. Она почувствовала себя оскорбленной, словно коллекционер только что совершил святотатство, сплясав на могиле Художника.

Часы шли, она стояла напротив стены с его рассветами, и события минувших дней проступали в ее душе, как след ржавчины на дешевом кольце. Странно, что и смесь кармина с охрой – цвет восходящего солнца на его картинах тоже напоминал ей ржавчину. Они обменялись кольцами, но не золотыми. Им не хотелось быть похожими на другие пары, у которых все предопределено в жизни, поэтому они и выбрали кольца из простого металла с цитрином – камнем, по цвету напоминавшем солнце. Позже она узнала, что цитрин считается не только камнем солнца, но и камнем обмана.

Художник всегда хотел неизмеримо большего, чем было подарено ему судьбой. Сколько раз она спасала его картины от участи быть залитыми черной краской и выброшенными вон! Он упрямо твердил, что полотнам не хватало солнца, и мечтал о горах, где солнце вставало бы прямо с его ладони.

Однажды утром Алика проснулась и обнаружила на подушке записку: «Ушел навстречу солнцу, вернусь на рассвете удачи. Обязательно дождись меня!»

Никто из них не выполнил обещания. Он – не вернулся, она – не дождалась. Лишь в тишине ее сердца по-прежнему раздавались короткие рубленные фразы с другого конца провода: «Лавина… Пропал без вести… Поиски остановлены». Тогда она и узнала о том, что слова страсть и страдание имеют общий корень, нет, не зла, но такова жизнь. За секунды счастья всегда расплачиваешься годами тяжкого ожидания и пустоты. Время сжимается, пока мы счастливы, потому что живем в постоянном ожидании волшебства, живем надеждой, которая заставляет сердце биться все быстрее и быстрее. Время растягивается на века, когда теряем ее и перестаем считать удары своего сердца. Без волшебства время застывает, и мы чувствуем холод, как река подо льдом. Но время не только идет по прямой, оно – трехмерно. Когда происходит несчастье, время превращается в воронку и засасывает в прошлое. Это и есть топь. Или нефтяное озеро Макса. Оказавшись на самом дне воронки, уже никогда не подняться наверх, к свету дня. Наступают пустые времена. Семь прошедших лет лишили ее жизнь всякой надежды не то что на будущее, но и на покой, о котором говорил Вадим.

– Да ты просто бросил меня! – осенило Алику.

Она почти с ненавистью посмотрела на картины рассветов Художника и снова взялась за трубку телефона.

– Я согласна на ваше предложение обмена, – обрадовала она коллекционера на другом конце провода.

****

Воронка времени засасывала Макса все глубже. Сны о нефтяном озере стали повседневным существованием без попытки пережить, превратить замкнутый круг в спираль. И он уже не прорывался сквозь толщу темной воды к свету. Обессилев, он опустился на самое дно нефтяного озера, куда ни один солнечный луч уже не мог проникнуть.

В деревне зарядили дожди. На дороге, расползавшейся раскисшей грязью и глиной, он увидел лошадь. Прядка черных вьющихся волос отца, черная грива лошади. И струйка крови стекала с уголка мохнатых губ лошади в грязь дороги точно так же, как струйка крови с уголка полураскрытых губ отца на асфальт. Мгновенно Макс очутился на дне нефтяного озера.

Нет ничего необратимого на свете, кроме смерти. Вчера Макс убил человека. Мужика из близлежащей деревни. Макс понял это только сейчас, когда местный участковый протянул озябшие руки к камину и спросил, не знает ли он его.