Unknown - o bae5185ab1389b8b

документом, после чего сделал шаг назад и вытянулся по стойке смирно.

- За проявленную доблесть, - торжественно начал капитан, - в деле уничтожения врагов

Отечества, награждаю вас Стальной Звездой второй степени! Так держать, солдат! - он,

печатая шаг, подошёл к изголовью койки и протянул руку.

Глеб замешкался, секунды на три, не решаясь прикоснуться к офицеру, но всё же

пересилил себя.

- Служу Отечеству! - почти прошептал он, пожимая ладонь капитана.

- Выздоравливай, солдат. Страна в тебе нуждается.

Капитан приложил кулак к орденским планкам в приветствии и вышел. Его примеру

последовал и Морозов, обронив напоследок:

- Похвастай друзьям. Ты заслужил.

Как только спина лейтенанта скрылась за дверью, в палату влетели Ульрих, Димидов и

Волкова.

- Ты как? - спросил Карл, едва перешагнув порог, и радостная улыбка на его лице дрогнула.

- Мать твою... - не сдержался Димидов, глядя прямо на Глеба.

- Что? - напрягся тот.

- Охрененно смотришься, - поделился мнением Ульрих.

- Как... штурмовик, - добавила Волкова, мило улыбнувшись.

Глеб невольно поднял руку и коснулся ладонью свой щеки. На ощупь та оказалась

бугристой и почти не отзывалась на прикосновение, будто неживая.

- Глянь, - завистливо цокнув языком, Димидов поднёс Глебу к глазам выключенный

тактический планшет.

Чёрный прямоугольник экрана отражал плохо, но столь разительные изменения трудно

было не заметить: ожог покрывал почти всю правую сторону лица и часть головы, лишив её

волос от виска до макушки, повреждённый нерв навсегда сковал лицевые мышцы в кривом

оскале, правое ухо превратилось в куцый шмат морщинистой кожи, глаз смотрел с

прищуром из-за спёкшихся у внешнего угла век.

Глеб подвигал челюстью, артикулируя, прикрыл левый глаз, оценивая чёткость картинки.

- Командовать и целиться смогу, - заключил он с улыбкой.

- Ты ещё легко отделался, - хмыкнул Ульрих. - Там так ёбнуло! Башня подлетела метров на

пять! Прикинь! Шестнадцатитонная дура! Видать, заранее готовились, минировали

боеукладку, она вся разом и рванула, как только вы их зрения лишили.

- Покажи, - кивнула Волкова на футляр.

Глеб откинул пластиковую крышку и вынул награду - пятиконечную звезду из

нержавеющей стали, на чёрной ленте с белой полосой по центру, - перевернул и прочёл

надпись с оборотной стороны:

- За боевые заслуги. Две тысячи сто тридцать девять.

- Круто, - выдохнул Димидов.

- А почему сто тридцать девять? - поинтересовался Ульрих, разглядывая Звезду.

- Год учреждения, - пояснила Волкова.

Глеб вернул награду в футляр и захлопнул крышку.

- Что с Прекловым?

Жизнерадостные улыбки на лицах визитёров разом сгладились.

- Ему повезло меньше, - ответила Наташа.

Глеб молча обвёл звено вопрошающим взглядом.

- Ну... - начал Ульрих нерешительно, - Мы его не видели с тех пор, врачи не пускают. Но,

когда вас откопали, Толян под бронеплитой лежал. Взрывом сорвало... Бортовая... Ну, та, что

шасси укрывает... знаешь? - Карл заметил нарастающие раздражение во взгляде Глеба, и

поспешил закончить: - Короче, ноги ему размозжило в хлам. Да и осколками посекло

здорово, - он вздохнул и покачал головой, не зная, что ещё сказать.

- В лучшем случае - демобилизация и работа в цеху ветеранов-инвалидов, - расставила

точки над "и" Волкова.

- Его наградили? - спросил Глеб, вращая обожженными пальцами футляр со Звездой.

- Да.

- Что ж... Он с честью выполнил долг.

Глава 8

Преклова Глеб так и не увидел. Анатолия перевели в тыловой госпиталь. По крайней мере,

так сказал лейтенант Лукин - тот самый ассистент Архангела, оказавшийся главным

хирургом. Отсутствие Преклова не сильно огорчило Глеба. Скорее даже наоборот.

Минутный позыв немедленно увидеть товарища сошёл на нет, стоило только услышать

рассказ сослуживцев. Глазеть через стекло на беспомощный обрубок, чьи мечты о службе в

рядах Палачей перечеркнул первый же бой, Глебу совсем не хотелось. Он невольно ставил

себя на место Преклова и едва не содрогался от мысли, что боевые товарищи придут к нему,

валяющемуся на койке, словно кусок мяса, будут стоять и молчать, не находя слов. Будут

жалеть - это хуже всего. Глеб готов был вытерпеть что угодно - ненависть, пренебрежение,

даже презрение, но только не жалость. Особенно от тех, с кем учился бок обок восемь лет.

Не желал он этого и другу. А потому старался о Преклове просто не думать.