Эрлих, Ефроимович - Казус Эдельман

«Доказательства: после ареста Пестеля возникли претензии к нему по хозяйству полка (из приводимых автором сумм понять ничего нельзя, поскольку автор не подозревает, каким сложным и запутанным было полковое хозяйство в то время), а князь Сибирский на войне был ранен. Более того, узнав о недостачах в подведомственном полку, оба генерала вы знаете, что сделали? Они всполошились!!! <���…> Вся эта история с золотом партии вызывает оторопь не потому даже, что полковник Пестель оказался столь инфернально иррациональным злодеем, — а потому, что среди современников-то он считался воплощением рассудочной логики. Боже мой, что же теперь думать о его окружении?»

Вторая проблема, поставленная О.И. Киянской, — роль командира 4-го пехотного корпуса А.Г. Щербатова в заговоре декабристов (С. 71-98). Считаю, что имеющиеся источники пока не позволяют дать исчерпывающий ответ. Но факты, приведенные в « Южном бунте », позволяют утверждать, что проблема существует. Известно, что поставить вопрос не менее важно, чем ответить на него. Насмешка рецензента («Никто доселе не подозревал, что командир стоявшего в Киеве 4-го пехотного корпуса князь А. Г. Щербатов мог быть замешан в заговоре. А зря, зря…»), означает лишь отсутствие интереса к выяснению истины.

Еще один сюжет книги вызвал ироническую реплику О.В. Эдельман: «Во время восстания Черниговского полка солдаты напились и даже буянили, что было моральным падением мятежных офицеров. Следуют уморительные дамские рекомендации гг. офицерам, как надо командовать войсками». Тема бесчинств революционных солдат-черниговцев не нова. Но в советской историографии она была под строжайшим запретом. Даже оппозиционный Н.Я. Эйдельман старался не затрагивать этот «непроходной» сюжет в своей книге об «апостоле Сергее». О.И. Киянская рассматривает «бессмысленное и беспощадное» поведение восставших вовсе не для того, чтобы упрекнуть советских предшественников, скованных главлитовской цензурой. Исследование этого сюжета и есть незамеченная О.В. Эдельман попытка «вновь вернуться к главной загадке восстания — внутренней логике событий, заставившей вполне разумного С. Муравьева-Апостола сложить свою и подставить чужие головы ради заведомо безнадежного предприятия». В интерпретации автора « Южного бунта » выход солдат из подчинения представляет результат трагического конфликта монархического сознания «народных масс» и республиканских идеалов южных заговорщиков. В этом контексте безумный приказ С.И. Муравьева-Апостола «не стрелять, а идти прямо на пушки» правительственных войск получает рациональное объяснение. Это, видимо, была единственная возможность избавиться от кошмара «вольности святой» так «своеобычно» понятой крестьянами в солдатских шинелях.

Завершив с гениальной краткостью разбор основных положений книги, О.В. Эдельман походя обвиняет автора в том, что архивные документы, впервые опубликованные в Приложении, не те чт о следует печатать. Да и опубликованы они не так, как следует: «Не будем здесь придираться к качеству археографической обработки публикуемого». Ни одного примера нарушения О.И. Киянской правил археографии не приводится.

Далее следует совет рецензента, какими источниками надо было воспользоваться: «Можно было даже воспользоваться очевидным и доступным источником, без которого обошелся автор работы: неопубликованной частью следственных материалов по делу декабристов, например — показаниями людей, отказавшихся поддержать восстание». При этом не делается ни одной сноски на архивные документы, посредством которых можно было бы расширить источниковую базу « Южного бунта ». В стремлении уязвить автора О.В. Эдельман пренебрегает очевидными вещами. Она, видимо, не удосужилась взглянуть в «тавтологический — по ее ехидному определению — перечень источников и литературы», где на страницах 165–168 перечислены неопубликованные «следственные материалы по делу декабристов» из фондов РГВИА. Среди них, несомненно, содержатся и «показания людей, отказавшихся поддержать восстание»[4]

. А вот и окончательный приговор:

«Книжка пустая, скучная, бестолковая и очень плохо написанная. Собственно, она бы вовсе не заслуживала разговора, если бы не сочащаяся из упаковки и содержимого авторская наглость. И если бы опус сей не имел успеха в ученом окружении (курсив мой — С.Э.). Господа, а как, по-вашему, на что мухи слетаются? Думаете, на сладенькое?»