Виктор Соколов - Мастерская Бога

Таков сей факт.

Но день за днем

Глуша страданья,

Жила слепая вера в фарт.

Отец мальчонки,

Житель местный

В краю ключей и диких скал,

Старатель вольный,

Всем известный,

Судьбу и золото искал.

Нелегок труд

Сего скитальца –

Он был судьбой

Гоним взашей.

И с ним бригада:

Три китайца,

Да двое хилых чувашей.

Мир здешний птицами кружился.

Над мальчиком

Взмывал-парил,

Когда Чугай с ним

Подружился

И в некий миг заговорил.

А мальчик

К лиственнице жался.

Глазами хлюпал и внимал.

На дядю он не обижался –

Он дядю недопонимал.

Его пугали поначалу

Строителей угрюмый вид,

Их худоба и одичалость...

И отойти он норовил.

Но постепенно, раз

За разом

Обжился с ними он.

И вот

Душою поборол свой разум

Чугая дядечкой зовет.

И сердце дрогнуло в Чугае,

Жестокости прервался круг.

Он, самого себя пугаясь,

Стал необычно нежным вдруг.

Перед чужим мальчонкой

Замер,

Глаз не сводя с его лица,

Видать, отцовскими глазами

Нежданно глянул на мальца.

Малыш наивен,

Свеж и ясен –

Мечта бездетных во плоти.

Бутон багульника –

Прекрасен -

Ему цвести, цвести, цвести...

Чугай,

Приняв судьбы крещенье,

От смерти

Был судьбой храним.

Ребенок - вправду очищенье –

Он очищал себя пред ним.

Он был и сам

Таким когда-то.

Тот миг рассветный

Не забыт.

Скупые праздничные даты

Ведут

В далекий детский быт.

Он загрустил

До исступленья.

Бамлаг...

А что там впереди?..

Идея самоискупленья

Нашла приют в его груди.

Борьба за жизнь -

Всему основа -

Мысль не нова, да и проста.

Чугай

К Христу вернулся снова, -

«Страдая» нового Христа.

И был Христос

Уже не пешкой –

Иначе быть и не могло.

И был отверженным,

В «хэбэшке»,

Побрит, пострижен наголо.

На лбу венец,

Но не из терна –

Из проволоки, что вилась

Вокруг бамлага

Стражем верным, -

Колючкой попросту звалась.

И был он гордым, непокорным.

И нес

С достоинством свой крест.

Стамеской,

Сделанный из корня –

Пример

Для бамовцев окрест.

Бесстрашно вызов фарисеям

Былым и нынешним бросал.

Упрямо

Зерна правды сеял,

Основы жизни потрясал.

И не смирялся

Перед кривдой,

Хоть знал,

Поскольку Бог еси, -

И предан будет вновь,

И придан

К гонимым вечно на Руси.

Закончив всеизгоя-Бога,

Чугай отдал его мальцу.

Парнишка

Осторожно трогал

Венец.

И гладил по лицу,

Чтоб

Навсегда запомнить это,

От окружающих тая...

В далекое лихое лето

Был мальчиком пытливым я.

Не автор. Нет!

Малец несчастный...

Страной не принятый герой,

Что миру зеков

Стал причастный

Судьбой и времени игрой.

***

Я был худой и угловатый,

Тоской душевной изможден.

Должно быть вправду

Виноватый,

Что был однажды я рожден.

Что мать моя –

Простая баба,

Отученная возражать,

Пред мужем

Проявляя слабость,

Могла работать да рожать.

Не ведая уловок хитрых,

Тащила груз свой на плечах…

Знать, оттого и был я хилым

От всех болезней детских

Чах.

Наследие нелегкой жизни,

Полуголодных злых годин.

Тогда

В моей большой отчизне

Я был заморыш не один.

Я был

Других ничуть не хуже,

Хоть часто без куска бывал.

Одетый

Мало-мальски в стужу,

Картошкой пузо набивал.

Чугай шутил:

- С таким ты брюхом

Впрямь на начальника похож.

С тобой

Держи востро, брат, ухо...

На кухню, вероятно, вхож...

Смотри -

Не вздумай только драться...

Но я перед Чугаем молк.

Я тщился в жизни разобраться.

И ничего понять не мог.

Надеясь

На счастливый случай,

Я в мыслях пугался своих:

Одни сидели за колючкой,

Другие охраняли их...

Себя на думы обрекая,

Хотел я сам познать вполне:

Кому? Зачем? - нужна такая

«Игра», неведомая мне.

Копируя поступки взрослых

(с кого мне брать пример?

с кого?),

Я в закуток сажал Барбоса

И с палкой охранял его.

- Да ты и впрямь, пацан,

Начальник

Лутавин, хмурясь, пробурчал.

Чугай смолчал.

Чугай печальный

Лишь головою покачал.

* * *

И снова

Он под сопкой длинной –

Ночами што ль она росла? –

Уступ лопатил над долиной,

Сбивая кожу на мослах.

Но чудно

Человек устроен -

Однообразию взамен,

Бок сопки каждодневно роя,

Он жаждал скорых перемен.

Художник -

Взгляд пытливый чаще