Виктор Соколов - Мастерская Бога

Он шельма -

Не бог,

А тайный, мелкий бес...

И все же боль моя

И слабость,

Твой день

Судить я не берусь.

Я ощущаю сердцем сладость

В твоем далеком слове –

Русь.

И не сужу,

Что было в прошлом:

Ушли столетья на покой,

Когда «людишек»

Царь твой Грозный

Встряхнул державною рукой.

Тогда прехитрое боярство

Страну пыталось раздробить.

Так им ли верить?

Их бояться?

Им подчиняться?

Их любить?

В тени их прячась,

Для удобства

(да в Новограде,

не в Москве),

Стояло польское жидовство

С Борецкой Марфой во главе.

В ответ

Опричнина возникла,

Дабы в предательских

Домах

Соблазн кошера,

Тайну миквы

В сердцах повыжечь

И в умах...

И Мономах закон давал:

(его мы

ныне не приемлем)

«Придут жиды

На нашу землю,

Чтоб всяк их грабил,

Убивал...»

Сии дела вселяли ужас

Железной волею венца.

И все ж

Сменить казненных тут же

Шли инородцы

Без конца...

Столетья погрузились

В бездну.

Пришли иные времена.

Мечта сплотила

Многих бедных

И, сунув ноги в стремена,

Их от Карпат до океана

Промчала с боем на рысях.

И обновилась в неустанных

Сражениях Россия вся.

Их Ленин вел.

Накинув вожжи

На чувства,

И в суровый час

«... к врагу вставал

железа тверже...»,

О будущем страны печась.

Да где тут быть

К врагам гуманным –

Мир западный

И мы одни?..

Не манна сыпалась,

Не манна

На наши головы в те дни...

Сквозь тяжесть лет

И мук напрасность, -

Не сквозь

Магический кристалл –

Кусочек истины бесстрастной

Туманным контуром предстал.

Сибири

Бледные картины –

Калейдоскоп забытых дней.

Одно из сел земли родимой.

У церкви площадь.

И на ней

На сходке мужики галдели,

Шныряли из избы в избу,

Стремясь решить

На самом деле

Народа сирую судьбу.

Вздымались грудью

В буйстве шалом,

Орали хрипло вразнобой,

Кубыть, их что-то волновало,

Мешало быть самим собой.

Казалось -

Некто серый-серый

Меж ними тайно проходил.

И пахло серой.

Пахло серой

От, им растоптанных, кадил.

Бесстыдно

Пользовался златом

Казны.

И сеял зло идей.

И, кроя власть цареву Матом,

Стрелял в округе лебедей.

И зайцев,

Не в пример Мазаю,

По голове прикладом бил.

Потом повсюду забазарят –

Ну, шибко он зверье любил.

За ним вожди толпою жадно

(чему здесь только не бывать) –

Нас гнали «глупых и продажных»

Отцов и братьев убивать.

- Мол, где тут быть

К врагам гуманным,

Мир западный –

И мы одни.

Не манна сыпалась,

Не манна

На наши головы в те дни...

Как в сорок первом

В Подмосковье,

Когда решалось «быть»

В бою.

И мы опять платили кровью

За жизнь,

И будущность свою.

Ми счет страшенный вновь

Имеем

И, плача, платим – Не солгу.

Мы русские - мы не умеем

Быть у кого-либо в долгу.

Рождались мы

Под звуки маршей.

Наш Бог!

Ты нас благослови.

И замешались души наши

И на огне, и на крови...

Из мглы былые тени встали,

Чтоб власть имущим –

Как понять? –

«Да здравствует Товарищ Сталин!»

Сказать

И... кротко смерть принять.

Им повезло единоверцам.

Сказал.

И враз с трибуны слез...

А кто-то, надрывая сердце,

Валил под Магаданом лес.

Кормясь немыслимой едою

Казны имущество марал.

Сражался

Каждый день с бедою.

И каждодневно умирал...

Теперь

Легко казаться правым

Да обвинения плести.

Всеотрицания отрава

Теперь везде у нас в чести.

Мы нигилистами извечно

Слывем -

Почти им каждый был.

Но был же Сталин

Человечным?

Дочь, сыновей,

Жену

Любил?

Ведь были фото, бюсты были:

Девчушка, Сталин и цветы.

Мы их доныне не забыли

За днями нашей суеты.

Нам никуда – от них не деться.

Всю жизнь

Стоят в глазах они,

И звали ж

«счастливым детством»

В счастливые, Лихие дни

Потом однажды их не стало.

Но память,

Но память в стариках

Ещё жива:

Веселый Сталин

С чужим ребёнком на руках.

Но было.

Было и другое -

В нелегкой участи своей

Не видел Сталин по полгода

Своих:

И дочь, и сыновей.

Он твердо знал

Страна ... Россия

Теперь

Сплошной людской разор.

И Сталин, напрягая силы,

К ней обращал тяжелый взор.

Отныне будничные даты –

Дни нашей жизни

Потому

Мы, работяги и солдаты,

Принадлежать должны ему.