Момо Капор - Книга жалоб

Как-то ровно в полночь стали бешено трезвонить в дверь. Вот оно! Наконец-то пробил мой час! Не спрашиваю, ни кто там, ни что нужно. Знаю и так. Зажигаю свет в прихожей и настежь распахиваю дверь. Я готов! Наденут мне наручники сразу или потом?

В дверях пьяно раскачивается поэт Ангел, личность, известная в богемной среде Скадарли[1] живущий где-то в середине девятнадцатого века.

— Я тут проходил мимо,— он едва ворочает языком,— и решил сказать тебе, что ты настоящий мужик! Ей-богу! Снимаю шляпу! Только не вздумай теперь оправдываться и что-то им объяснять. Ты своё сказал! А если надо, я на суде заявлю, что тоже читал про Флэша Гордона. Да, и вот что, — добавил он, придерживаясь за косяк, — дай-ка мне на пиво!

На следующий день я позвонил Петровичу-младшему и спросил его, как мне себя вести.

— А как ты себя вёл раньше? — ответил он вопросом. — Что ты обычно делал?

— Ходил в лавку...

— Ну и ходи себе дальше,— сказал он.— Тебя же ещё не вытурили...

— Гулял, сидел в кафанах с друзьями... Мало ли что ещё.

— Продолжай по-прежнему гулять и сидеть в кафанах! — сказал он. — Конечно, если найдёшь кого-нибудь, кто осмелится сидеть с тобой за одном столом!

В то же утро я вышел из своего домашнего заключения, к которому сам себя приговорил, и с головой окунулся в волны, поднятые моим «делом».

Так я узнал, что весь номер «Журнала», в котором были приведены отрывки моей речи в лавке, распродан до последнего экземпляра. По слухам, на чёрном рынке он шел по пятьдесят тысяч динаров. В других городах цена, говорят, была еще выше. Один владелец ксерокопировальной машины выставил у себя в витрине неподалеку от Байлониева рынка ксерокопию страницы с моей речью. У него её можно приобрести всего за десять тысяч. Воистину, наш народ может торговать чем угодно, даже идеями! Я сам себе начинаю казаться народной песней, передающейся из уст в уста.

— Разве ты не в тюрьме? — чаще всего спрашивают меня знакомые на улице или в кафане.

— В тюрьме, — отведаю я, — но днем меня выпускают. Там я только ночую.

— Разве вы не в тюрьме? — спрашивает Ладислав Кирхнер, польский переводчик, который частенько заглядывает в лавку.

— Вы говорите с моим дублером! — объясняю ему.— Настоящий Педжа Лукач в тюрьме!

В известном смысле это правда. Куда бы я ни шёл, я ношу свою клетку с собой.

Сижу за её невидимыми решетками в одном клубе. Полдень.

— Какова ваша политическая концепция? — спрашивает госпожа Лерка Кон, руководитель корреспондентской сети одной из крупных американских газет в странах юго-восточной Европы.

Похожая на какую-то экзотическую птичку, госпожа Кон (фамилия ей досталась от одного из многочисленных мужей) явно наслаждается неприкосновенной экстерриториальностью иностранного корреспондента.

________________________________________________

[1] Улица и Белграде, где собирается белградская богема.

— Пожалуйста, заверните мне эти остатки для собаки!— приказывает окна официанту, уши которого превратились в некое подобие локаторов.

Я ответил, что не имею никакой концепции.

— Хорошо! Каковы в таком случае ваши намерения?

— У меня есть намерение забиться в какую-нибудь нору!

Остатки бифштекса ей завернули.

«КНИГОТОРГОВЕЦ ПРОТИВ СИСТЕМЫ!» — гласил заголовок её статьи.

«ФЛЭШ ГОРДОН — ПЕРСОНА НОН ГРАТА В ЮГОСЛАВИИ» — сообщала «Нью-Йорк таймс».

«КНИГОТОРГОВЦУ-ДИССИДЕНТУ ГРОЗИТ АPEСТ» — сообщение агентства Ассошиэйтед Пресс, которое перепечатали все газеты западного полушария, имела броский подзаголовок: «HE ИДЕТ ЛИ ЮГОСЛАВИЯ СНОВА НА ПОВОДУ У РУССКИХ?»

«ПОД ПРИЦЕЛОМ КНИЖНЫЕ МАГАЗИНЫ! — писала парижская «Монд».— СИМПТОМЫ БОЛЕЕ ЖЕСТКОГО КУРСА?»

«КУДА ИДЕТ ЮГОСЛАВИЯ? (лондонская «Таймс») МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПЕН-КЛУБ РАССМАТРИВАЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ ВЗЯТЬ КНИГОТОРГОВЦА ЛУКАЧА ПОД ЗАЩИТУ, ХОТЯ OH И НЕ СОСТОИТ EГO ЧЛЕНОМ...»

«НА ОЧЕРЕДИ ФЛЭШ ГОРДОH» —оповестил читателей корреспондент агентства Рейтер.

Би-би-си посвятила мне получасовую передачу.

«Голос Америки» охарактеризовал происшедшее как «внушающее озабоченность охлаждение во взаимоотношениях между двумя странами, продвигавшимися до сих пор в направлении более тесного сотрудничества. Кампанию нападок на старый комикс покойного Алекса Реймонда можно расценить как непродуманный шаг югославского руководства, направленный против американского культурного влияния в данном регионе...»

«КНИЖНАЯ ЛАВКА — ЦЕНТР АНТИСОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ПРОПАГАНДЫ» — под таким заголовком «Литературная газета» опубликовала статью своего белградского корреспондента.