Момо Капор - Книга жалоб

Мне же больше некуда бежать: «Мы должны!» набрасывает и на меня свою тонкую, неразрывную сеть, в которой я барахтаюсь, как пойманный дикий кролик. Слушая вполуха, что там они должны, отмечаю про себя: «Послать Лене «Кролик, беги!» Джона Апдайка.

20

Влавку заходили:

некто, читающий Энциклопедию подряд, как роман. 3a два года он добрался до буквы Е. «Представляете, Педжа, — сообщает мне доверительно, — Йосиф Панчич обнаружил ель сербскую только в 1872 году в районе Заовины и Растиша в западной Сербии! Интересно, что её ближайшие сородичи растут в Японии, Корее и на острове Ситка в Северной Америке...»;

одна полнотелая мадам, каждое утро уводящая к себе домой по соседству какого-нибудь голодного студента. «Простите вы не знаете, что это за книга?» — всегда одинаково начинает она разговор. Выходя из лавки с очередной добычей, заговорщицки мне подмигивает. «Вы знаете, можете думать обо мне что хотите, но я обожаю таких мальчиков! — призналась она мне как-то, когда мы были одни. — Нет-нет, не думайте, в постели они ничем не лучше ваших ровесников, но что-то в них есть такое... Не знаю, как вам объяснить!»;

один известный критик, который приносит связки новых, непрочитанных книг, посылаемых ему авторами на рецензию. Я выплачиваю ему семьдесят процентов от их цены, и он доволен. Опуская в очередной раз свой груз на стол у кассы, он вздыхает и говорит: «Нация всё ещё пишет!»;

один отставной полковник, всегда покупающий одну и ту же книгу: сборник материалов о боевом пути части, в которой он служил, где на сто семидесятой странице напечатана его фотография;

один писатель, интересующийся, как покупают его роман;

одна пожилая дама, покупающая детские книжки для своих внуков, которые живут в шведском городе Лунце. Пока я их ей запаковываю, она о6язательно всплакнёт. В сентябре она подарила мне банку варенья из черешни с аккуратно выведенным латинским названием Prunus avium;

один спекулянт билетами в кино, который приносит кучу мелочи, чтобы поменять у меня на более крупные купюры;

одни тип, который спрашивает книги, ещё не вышедшие из печати;

ещё один, который приносит бутылку водки «Столичная», потому что не любит пить один;

одна девушка с льняными волосами, всегда покупающая только «Маленького принца» Антуана де Сент-Экзюпери;

мальчишки из ближайшей школы, сбегающие с уроков. Они забиваются в самый дальний и тёмный угол лавки, сидят на полу и читают комиксы в ожидании конца занятий;

постовой милиционер, пользующийся нашим туалетом;

некто, имеющий обыкновение сидеть и смотреть в пустоту;

два педераста, назначающие в нашей лавке свидания;

один поэт, который возмущается, что я не выставляю его сборника в витрине;

некто, каждый раз интересующийся, не спрашивал ли его кто-нибудь. Его никогда никто не спрашивает;

некто, ищущий писателя, который бы за него написал лучший роман всех времен о двух братьях. Один брат партизан, другой четник. Отец держит нейтралитет. В сорок третьем братья где-то в горах смотрят друг на друга сквозь прорезь прицела...

Дальнейший замысел он хранит в тайне, чтобы кто-нибудь не дай Бог не украл у него тему. Гонорар за книгу предлагает разделить поровну. Литераторы бегают от него, как чёрт от ладана;

некто, каждый день собирающий подписи под новой петицией. Того, кто отказывается поставить свою подпись, он тут же объявляет трусом, а то и полицейским агентом. Никто толком не знает, чем он занимается;

некто, заходящий в лавку, чтобы продолжить свой внутренний монолог, начатый еще утром: «...а вы посмотрите, что сделали с монастырями! Это же ужас! Но кого сегодня волнуют фрески?.. Да что там говорить!..» — и так далее. В другой раз он разглагольствует о политике: «…нет, нет, я больше в жизни не возьму в руки газету! Только нервы себе трепать! Добро бы, если б ещё можно было на что-то влиять, а то одно расстройство!»;

некто, собирающий пожертвования для бедных писателей, сидящих без работы. Этот всегда бывает навеселе;

одна особа, возвращающаяся то из Парижа, то из Рима, то из Лондона, то из Нью-Йорка. «Ну, что у нас нового?» — спрашивает она рассеянно и никогда не слушает ответа. Из её раскрытой сумочки пахнет заграничным благоденствием;

некто, всегда являющийся в тот момент, когда мы пьём кофе;

некто, появляющийся, только когда идёт дождь;

и другой, заглядывающий обычно накануне бурных политических событий; женщина, которая вечно спрашивает, не заняла ли она моё место. «Ну что вы, ради бога сидите, я люблю размять ноги!»;