– Зачем?
– Смешно получится. Напишем ему, что девушки любят орденоносцев, спросим, есть ли у него орден. А он нам врать начнет, что есть, и не один. А потом мы его письма вслух всем зачитаем… Я тебе рассказывал, как он от геморроя спасался?
– Нет. Только…
Часы тренькнули, про геморрой Саныч рассказать не успел.
– Пора, – Саныч вскочил рывком, щелкнул каблуками, сунул большие пальцы за ремень, взбил чуб.
Браво выглядит, ничего не скажешь, как из кино про трактористов сбежал. Я рядом с ним, конечно, никуда не гожусь, без сапог и вообще…
– Прическа мне что-то не нравится… – Саныч поглядел в осколок зеркала. – На Ковальца как-то похож…
Он тряхнул головой, разрушил установленный на голове порядок, остался доволен.
– Теперь пойдем.
– Пойдем, – согласился я.
Мы отправились в гости. До землянки Алевтины было совсем недалеко, метров двадцать, однако, добирались мы долго, потому что напрямик Саныч не пошел, а двинул почти через весь лагерь, мимо штабной землянки, мимо оружейной, мимо мастерских и вообще получилась какая-то кругосветная экспедиция. В ходе которой Саныч успел мне рассказать про гадкие повадки своей сестрицы Лиды, которая пристрастилась мерзко свистеть через левую ноздрю, а он вот никак не научится, про способы добычи раков на дохлую крысу и старый лапоть, про то, как правильно искать место для колодца, и как отличить ложный сморчок от правильного, и еще целый ворох чрезвычайно полезных для жизни сведений. Я уже начал немного подмерзать, и пристукивать зубами, и подумывать вернуться к себе, но Саныч, наконец, решился, повернул в сторону Алевтины.
У входа в землянку он оббил с сапог снег, внушительно прокашлялся, постучал в дверь.
– Открыто, – отозвалась хозяйка.
Мы быстро, чтобы не напустить холода, вошли внутрь.
Землянка Алевтины очень от нашей отличалась. Нет, построены они почти все одинаково, печка при входе, лежанки, окошечко для света, а дальше кто во что горазд. У кого стол настоящий, у кого кресло самодельное, у некоторых на потолке доски откуда-то, печка обязательно, обычно самодельные, конечно, из булыжников сложенные да глиной обмазанные, только труба жестяная, а у некоторых и фабричные, такие маленькие буржуйки.
У Алевтины печка представляла собой нечто среднее – чугунная плита и дверца, стенки и труба из самодельных кирпичей. Грела печка хорошо, с улицы показалось горячо, вообще, в хорошо устроенной землянке теплей, чем в избе, только окон нормальных нет, но к этому быстро привыкаешь, потом в доме с окнами неуютно.
– Добрый вечер, – сказал Саныч чинно.
Алевтина кивнула. Она сидела возле плиты, читала книгу, «Мертвые души», с белой полосой, тоскливейшая вещь, ее в солнечный день читать скучно, а уж в полутемной землянке…
Алевтина улыбалась, наверное, на месте про Ноздрева, ну, как они в шашки играли, мне эти страницы тоже нравятся.
– А мы в гости к вам, – улыбнулся Саныч. – Не выгоните?
– Проходите, раз в гости, – пожала плечами Алевтина. – Садитесь вон…
Стулья кривые и уродливые, их Щурый делал. Гвозди у нас в цене, поэтому стулья вяжут веревками из ивовой коры, Щурый тоже так поступил. Веревки разболтались, стулья стояли вкось-перекось и опасно покачивались.
Мы уселись, причем, я придвинул стул к стене, для лучшей опоры.
Щурый придвинул стол, Алевтина выставила маленький черный самовар, похожий на сплющенное яйцо, стаканы в таких же черных подстаканниках. Нарезанный серый хлеб в выструганной из капа миске, сахар россыпью, просто так, на самом деле видимо именины.
– Угощайтесь, гости дорогие, – объявил Щурый и сам первым уместился за стол и стал быстро есть хлеб.
Алевтина за стол не села, осталась на топчане, а мы с Санычем разместились вокруг самовара. Чай оказался с ромашкой и зверобоем, хлеб просто вкусный, я стал пить и потихоньку отщипывать краешки от ломтя.
Саныч молча разглядывал стакан. Щурый тянул чай, грыз много сахара. Алевтина уже вязала. То ли шарф, то ли носки. Интересно, откуда она шерсть взяла?
Молчали.
Как-то глупо все это было, молчанка, ясно же, что сегодня Алевтина никаких именин справлять не собиралась. А если и собиралась, то нас в гости точно не звала. В печке щелкали дрова, черный самовар сам по себе начинал и прекращал шуметь, все маялись. Щурый выдул три стакана чаю, осоловел, забрался под тулуп и икал оттуда.
– Зима холодной будет, – начал Саныч. – Все приметы. Журавли орали – это раз, лужи еще в августе подмерзали – это два.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу