Неизвестно - Начальник

8. ДЕЛО ЛУЧШИЙ ОТДЫХ

С поезда начальник поспешил в одну знакомую гостиницу, куда было можно обычно попасть, хотя и довольно неблизко от центра.

В это раннее время у вокзала, на площади стояли две очереди: одна за газетой, другая в Горсправку.

Горсправка не дремлет, уже на посту. В этот ран­ний час кому-то уже надобятся справки по городу.

Еще удивительней газетная очередь. Это един­ственный город, где с утра население окунает опух­шие лица в газету. Во всех других местах страны рано утром очередь стоит лишь за пивом. Начальник встал за газетой; купил. Может, тут особые газеты, для местного центра.

«Сочинители, которых надо унять», — была ста­тья через всю страницу. «Кого же здесь нужно так срочно унять?» — подумал начальник, но не стал чи­тать тут же, а сложил газету и убрал в карман.

Он торопился в гостиницу. Все кругом торопи­лись куда-то, и это было начальнику очень понятно.

— Ты смотри по сторонам, а то задавит транс­портом, — сказал кто-то рядом.

Транспорт шел медленно, но настолько густо, что по его головам можно было пройти не одну оста­новку.

Машина едва не наехала на одного человека и страшно перепугалась, долго ехала, дрожа и виляя от страха багажником.

Троллейбус на остановке гудел всей обшивкой, еле сдерживая свое движение. Вожатый тронул какую- то ручку, и вот он бешено вырвался с остановки, при­няв последних двоих на ходу, и помчался вдогонку по краю дороги, вздымая шинами странную зимнюю пыль, ночной, городской, приобочинный прах.

Все валили в метро, и начальник спустился за всеми.

— Граждане! Спускайтесь скорее! — говорила де­журная в рупор. — Становитесь по два человека на каждой ступени! Между вами свободно!

Дежурная никак не хотела, чтоб между ними было хоть немного свободно.

— Вот это да! — сказал деревенский сосед-мужи­чонка. — Вот это партия! Всё замечает!

Вдоль туннеля ровно дуло земляным подземным воздухом метро. Проходящие поезда, словно поршни, гнали этот воздух вперед себя из туннелей.

На платформе ловко работала женщина в красной фуражке. И это неженское, странное дело — носить на себе, на прическе, фуражку — никому не казалось тут удивительным.

Покамест поезд не тронулся, а двери были уже закрыты, она держала, как зеркальце, красный кру­жок. Потом, крутанув, опустила его, — поезд тронул­ся, набирая с жужжанием ход, и она, потеряв интерес, отвернулась к колоннам. У нее на лице выражалась холодность ко всем, не нужным сегодня ей людям.

И начальник, уносимый в темный туннель быст­рым поездом, вдруг подумал — совсем непривычно: «Хорошо ли, если работник делает с наслаждением дело, к которому он приставлен? Хорошо ли это для него самого? и для других?»

Но тут же он кинулся наперерез этой мысли и дальше снова себя не пустил. Он привычно стал ду­мать вперед, о гостинице, как он войдет в нее и полу­чит ли номер.

Почему-то он, приходя, к примеру, в гостиницу, взрослый человек, начальник цеха, в полных своих правах, с командировкой, при паспорте, с самой нуж­ной на сегодня национальностью, вписанной на пер­вой странице, чтобы видно, с постоянной пропиской и всё остальное — разговаривал с администратором, конечно, не заискивающе, нет, но слишком уж мягко, предупредительно, чтобы не спугнуть возможность жить в Москве под крышей (а ведь не может быть такого окончательного случая, чтобы он остался ноче­вать вообще на улице).

Это был город постепенных привилегий. Тут без привилегий и по улице никому не проехать. На щите его надо начертать ступеньку. В центре города устрое­ны главные ступени страны, а из них образован до­мик-кубик, где отдыхает от жизни и смерти, лежа на сухотке спины, мозг державы и диктует всем подзем­ными путями.

Здесь, в большом, не родном ему городе, началь­ник снова не чувствовал себя начальником, как перед женщиной, хотя и добавил себе ощущения личности, надев толстый шарф и большие, красивые перчатки из кожи. Но здесь надо было ощущать свое значенье, а не личность.

И когда его опасения оказались пустыми, когда он легко получил себе номер, хотя бы и в этой, удаленной гостинице (ходить по центральным он даже не ду­мал!), начальник развеселился и почувствовал себя счастливым.

«Могли бы быть огорчения, а вот ведь — не ста­ли!» — означало его счастливое настроение.

Положив чемодан, он спустился обратно.

Он заказал в столовой обед и, пока его несли, пошел в парикмахерскую бриться. В парикмахерской он занял очередь и, покуда оставалось время, пошел звонить по телефону в Комитет. Когда позвонил, по­дошла его очередь. Он побрился и вернулся в столо­вую. Горячий суп стоял для него на столе.