Кузнецова, Федоровна - АЯУАСКА, ВОЛШЕБНАЯ ЛИАНА ДЖУНГЛЕЙ - ДЖАТАКА О ЗОЛОТОМ КУВШИНЕ В РЕКЕ

позиционировал, сказав, что никакой он не шаман. Что он, наоборот,

курандеро, целитель.

- А шаманы что... – он махнул рукой куда-то вправо и в ту же сторону

почему-то посмотрел, словно именно там, сплотившись в компактной

группе, и расположились все дисквалифицированные им шаманы.

И его тон, и его жест ясно говорили о том, что на профессиональное

уважение моего курандеро проштрафившимся шаманам рассчитывать не

приходилось.

- Asi? Вот так? - вежливо спросила я.

- Si. Они только и умеют, что готовить аяуаску да поить ей иностранных

туристов. И при этом еще целительство имитируют, - сказал он с легким

возмущением в голосе. - А оно доступно на самом деле только курандерос.-

- Asi? - еще раз для поддержания беседы вежливо спросила я.

- Si, - твердо ответил он и для пущей эмфазы остановил на мне свой

немигающий взгляд и затем, словно чтобы внести окончательную ясность,

веско сказал: - Спектр работы у курандеро гораздо шире, и дом настоящего

курандеро всегда полон не заморских туристов, а местных пациентов. ?Asi

es — вот так!

Звали моего курандеро Вилсон, и когда я впервые попала к нему в дом, то

действительно застала там местную пациентку. Она полусидела-полулежала

в раскладном деревянном кресле, а он окуривал ее дымом мапачо. Мапачо

— это такие сигареты-самокрутки из дикого табака, произрастающего в

сельве. Пока я у него находилась, он курил их безостановочно, а между

затяжками тихо пел заклинания и похлопывал терпеливую пациентку по

голове веером из сухих плетеных листьев. С этим веером, кстати, мне тоже

потом пришлось познакомиться поближе, правда, уже не в такой

идиллической обстановке, которую я застала у него дома.

Почему я попала к нему — именно к нему? Наверное, случайно, хотя на

самом деле кто решится ответить на такой вопрос со всей определенностью?

Случайности, закономерности и предопределенности — все они в нашем

восприятии сплетаются самым причудливым образом. Поэтому следует на

всякий случай все-таки отметить, что возникла эта случайность совершенно

однозначно в результате моих целенаправленных действий. Какая часть в

ней отводилась закономерности и предопределенности — ничего

определенного сказать не берусь. Непростой это вопрос — почему и

оставляю выводы на Ваше субъективное усмотрение.

Вместо этого лучше расскажу, что предшествовало стакану бодрящего

апельсинного сока, который был выпит прохладным утром на базаре в

Тамшияку.

Так вот, ему предшествовал панамский период. Он начался год тому назад

высоко на гребне событий, потом постепенно стал утрачивать свой

кинетический заряд, после чего с гребня волны заскользил вниз, к ее

основанию. Становилось совершенно ясно, что нужно отчаянно работать

руками и если получится, головой тоже, и выбираться из-под накатившего

вала — и что после этого следует плыть дальше.

Дальше... но куда? Вот это был вопрос. Если раньше русская демократия

мучительно задумывалась, в основном, над вопросами «что делать?» и «кто

виноват?», то сейчас к ним добавился еще один, не менее напряженный по

накалу вопрос: «если ехать, то куда?»

Этим же вопросом, если Вы припоминаете, еще провидчески задавался

Пушкин, Александр Сергеевич, почти двести лет тому назад. Наверное,

задумывался потому, что его как визионера угораздило заглянуть в

мятущуюся душу нашего современника. Потому и написал он из своего

далекого далека берущие нас за душу строки: «плывем... куда ж нам

плыть???».

Дополнительные два вопросительных знака – это, кстати, уже мой личный

авторский вклад в развитие этой бередящей душу мысли.

Так вот, как тогда, так и сегодня, вопрос: куда же нам плыть?- оказался на

редкость актуальным. Даже если сказать не возвышенным стилем, а

простым слогом: если податься, то куда?

- Куда... да куда угодно... – с готовностью семерых из ларца ответствовал

мой внутренний голос.

Ответ хоть и был по сути своей правильным — кто бы спорил — но все-таки

это был не тот ответ, на который я рассчитывала. Потому что такой ответ на

самом деле ничего не прояснял. Значит, следовало поискать другой. Вот

тогда я и подумала: а если взять и пропустить большой мир через решето

моих интересов? Тогда на дне решета останется один-единственный

путеводный золотник, и ответ тогда придет сам по себе.

Сказано – сделано. Берем решето, старательно трясем, тщательно