Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -январь 2012- май 2013

Александр Генис: Да и вообще всё то, что говорит Джексон, сильно напоминает программу просвещенного консерватизма, которую разрабатывал Солженицын в Советском Союзе, в Америке, а потом опять в России.

Борис Парамонов: Эти мысли очень идут к Солженицыну с его культурным консерватизмом, но вообще не он их выдумал или впервые высказал. Это идеология и разработки Римского Клуба.

Александр Генис: А какие мысли Тима Джэксона вам показались не то что заслуживающими внимания (заслуживает всё, это реальная, а не выдуманная автором проблема), но как бы исполнимыми?

Борис Парамонов: Не могу ни за что ручаться, я не экономист, но вот эта, пожалуй: нужно резко сократить налоги на труд и резко увеличить на сырье и загрязнение среды. Но вообще Тим Джэксон – симпатичный автор. Меня очень умилило одно его наблюдение: не требуем же мы от дирижера симфонического оркестра с течением времени всё ускорять темпы исполнения симфоний Бетховена. Так бы и с прочим производством.

Александр Генис: Ну а как Вы в этом контексте оцените вторую статью из того же номера “Нью-Йорк Таймс”: Эдвард Теннер, “Плохие, как и мы”?

Борис Парамонов: У Теннера речь не об экономике идет, а, скорее, о морали. Он пишет, что американский прагматический подход к жизни ценит главным образом результат тех или иных усилий, реальные достижения, а не пути их реализации. Но если коснуться как раз методов, то окажется, что многие иконы американской культуры – это люди, вызывающие скорее сложные, а не однозначно позитивные чувства. Меня особенно впечатлил пример с Эдисоном. Великий изобретатель, среди прочего придумавший киноаппарат, тут же и закрепил его за собой, создав концерн “Моушн Пикчерс Патентс Компани”. Он не пускал на рынок кинопродюсеров, заламывая непомерные деньги за патент.

Александр Генис: Поэтому, как пишет Эдвард Таннер, киношники и двинулись в Калифорнию, в Голливуд, где можно было как-то обходить эдисоновские вето.

Борис Парамонов: Еще достойно замечания то, что он говорит о президенте Франке Делано Рузвельте. Соответствующие разговоры нашли одно резюме: если б он не был таким плохим, он не сделал бы столько хорошего. Или еще пример, как раз связанный с экономикой: знаменитые бароны-грабители, создававшие баснословные состояния в конце 19-го века отнюдь не праведными путями. Оказывается, что отношение к ним среднестатистического американца скорее положительное: они, мол, способные были люди. Это напоминает нынешние российские разговоры о Сталине – эффективном менеджере. С одной только разницей: эти американцы, Рокфеллеры и прочие Морганы действительно сделали из Америки мощную и процветающую страну, а Сталин и завел страну в тупик, из которого не было выхода, кроме краха всей системы. Напомню опять: что производила мощная советская экономика? Железо и танки из него.

Эдвард Теннер пишет среди прочего, что тип беззастенчивого дельца даже канонизирован в американском искусстве. Тут знаковая веха – фильм “Уолл-стрит”, герой которого финансист-жулик Гордон Гекко и посейчас вызывает зрительские восхищения.

Александр Генис: Ну, тут нужно уточнить: одно дело кинообраз, другое - реальность. Аферистом Берни Мэдоффом никто не восхищался. Восприятие искусства имеет свою специфику, оно не имеет прямого соответствия с жизненным поведением и оценками.

Борис Парамонов: Так-то оно так, но существуют некие целостные культурные характеристики, описывающие интегральное мировоззрение той или иной культуры. Высший пример дал Шпенглер, создавший, в сущности, новую науку – культурологию. В рамках определенной культуры, говорит Шпенглер, существует стилистическое единство всех ее явлений. Новую западную культуру Шпенглер называет фаустовской, основной ее вектор – стремление вдаль, непрерывный и всё ускоряющийся рост, если угодно, агрессивность. Шпенглера читать не все способны, но для широкого читателя я советую роман Джозефа Конрада “Сердце тьмы” (только не фильм Копполы, который всё перенес во Вьетнам, чем сильно сместил замысел Конрада). Герой романа Курц – это и великий путешественник-землеоткрыватель, первопроходец, и талантливый предприниматель, и в то же время грубый насильник, можно сказать тоталитарный диктатор.

Вот это фаустовский агрессивный активизм – непреложная характеристика Запада. Насилие в нем истреблено в общественной жизни, при полной свободе человека и уважении его всяческих прав, но этот насильнический агрессивный импульс сохранился как раз в хозяйственном строе, в экономике Запада. Запад перестал угнетать людей, освободил колониальные народы, но он продолжает угнетать и насиловать природу. Вот тут и перестраивай экономику, сдерживай рост и ограничивай потребление.