Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -январь 2012- май 2013

И вот тут нужно сказать, что героем книги Самуила Лурье выступает отнюдь не один Николай Полевой. Пушкин – второй герой трактата с документами. А есть еще и третий – пресловутый Уваров, министр народного просвещения при Николае Первом, смертельный враг как Пушкина, так и Полевого, автор печально знаменитой идеологической триады «православие, самодержавие, народность». Да и помянутый только что Николай Павлович Романов немалое место занимает. Так что книга эта не о том или ином литераторе, а о русском литературном процессе в его прошлом как давнем, так и недавнем, и чуть ли не современном. А этот процесс, как всем известно, проходил в теснейшем, хотя далеко не гармоничном соприкосновении литераторов и полиции. Тут можно Набокова вспомнить, сказавшего, что в русской истории росли одновременно два явления: вольнолюбивейшая литература и могущественная тайная полиция. Книга Лурье эту общую характеристику разворачивает в живейших подробностях рассматриваемого им периода – 30-40-е годы 19-го века. Своеобразие книги Лурье в том, что это отнюдь не строго научное историко-литературное исследование. Хоть он и назвал его «трактат с документами», но это скорее не трактат, а роман. В книге наличествует острая фабула, живейшие психологические характеристики героев, тщательная, богатая подробностями прорисовка культурно-бытового фона.

У этой книги, у этого романа есть сквозной сюжет – вот об этом самом волеизъявлении Полевого положить его в гроб в халате и небритым. Выясняется, что Полевой сделал свое распоряжение, чтобы так символически отомстить Белинскому, многие годы занимавшемуся постыдной травлей своего бывшего кумира и благодетеля. Это сюжет в общем известный и послуживший в свое время Юлию Айхенвальду одним из мотивов для его сенсационного разоблачения кумира русских либералов Неистового Виссариона. Но Лурье разоблачает отнюдь не одного Белинского, а можно сказать всех, о ком в этой книге пишет. В том числе Пушкина. И Герцена, или, скажем, Вяземского. Все эти люди по-своему гадили Полевому, живому или мертвому (как Герцен), и Лурье это тщательно, с пристрастием расследует. Не говоря уже о государственных деятелях – том же Уварове или императоре Николае.

Кто такой был Николай Алексеевич Полевой? Писатель-беллетрист романтического направления, историк, автор многотомной «Истории русского народа», написанной в пику Карамзину, которой в русской истории видел только государство, и самое главное, очень умелый, расторопный и удачливый журналист, то есть издатель журнала, вот этого самого «Московского Телеграфа», который выходил с 1825 по 1834 год. Своеобразие Полевого было в том, что он из купцов – литературный самоучка, даже иностранные языки выучивший по ночам при свете огарка. Полевой был человек вполне благонамеренный, истинно православный, как и положено русскому купцу, – но был при этом острым, энергичным, хорошо осведомленным западником. Он верил, что пришло время выйти на культурную арену людям его сословия – того самого третьего сословия, которое незадолго до того произвело великую французскую революцию. Вот это и настораживало власти, такие вот воспоминания и параллели.

И ведь не только власти – но и самих литераторов тоже, причем первейших, причем самого Пушкина, однажды весьма неловко в печати выразившегося о Полевом (поставив его в ряд с Булгариным и Гречем). Этот эпизод относится ко времени издания Пушкиным «Литературной газеты», в которой весьма настороженно относились к новым литературным деятелям из разночинцев. Те в свою очередь насмешничали над литературными аристократами. И вот Пушкин возьми и напиши :

«Не-дворяне (особливо не русские) позволяющие себе насмешки насчет русского дворянства, более извинительны. Но и тут шутки их достойны порицания. Эпиграммы демократических писателей 18-го столетия (которых, впрочем, ни в каком отношении сравнивать с нашими невозможно) приуготовили крики: Аристократов к фонарю – и ничуть не забавные куплеты: Повесим их, повесим. Имеющий уши да слышит».

Лурье, автор нецеремонный, по этому поводу пишет:

«Это был уже никакой не намек. Это был самый настоящий сигнал. Презентация одного из ведущих жанров соцреализма».

И он всячески опровергает те советские трактовки, которые объясняли эти слова Пушкина или травлю Полевого Белинском тем, что он якобы изменил передовым воззрениям и перешел в лагерь реакции. Он указывает, например, что кампания Белинского против Полевого началась еще тогда, когда он сам был в лагере реакции, в период своего пресловутого примирения с действительностью. И что Полевой никогда ничему не изменил, он и всегда был верноподданным, – это Белинский всю жизнь мотался, как флюгер.