Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -январь 2012- май 2013

И на этом новом фоне особенно ярко выделялись пряно-ядовитые цветы Федора Сологуба. Если кого-то из русских писателей той замечательной эпохи можно назвать декадентом, то в первую очередь именно Сологуба. Его творчество – "нездоровое", отмеченное печатью чрезмерной фантастичности, изысками болезненного воображения. В нем нет золотой середины, он весь на полюсах. И полюсов, как и положено, два: жизнь и смерть. Своеобразие и небывалое новаторство Сологуба в том, что жизнь он проклинает, а смерть прославляет. Враг Сологуба – Солнце, солнечный свет, он называет его Драконом, Змием. А любит Сологуб лунный свет, причудливые ночные тени, прохладу ночи и холод могил.

Сологуб писал и стихи, и прозу, причем очень неровные, в его творчестве есть и вершины, но встречаются и провалы. Шедевр Сологуба – его роман "Мелкий бес", сочинение, не поддающееся никакой стандартной классификации: реализм это или мистика, реакционно это или прогрессивно. Роман имел колоссальный успех, но обязанный отчасти недоразумению: главный герой романа учитель гимназии Передонов "левой" критикой воспринимался как сатира на реакционный уклад российской жизни. Между тем в Передонове нет ничего жизненно достоверного, это гротеск, чудовище, рожденное болезненным воображением и само страдающее от бесовских наваждений. Его мучает "недотыкомка", принимающая причудливые образы то ли пыльного столба, то ли игры теней, то ли птицы-одноглаза, то ли кота, которого измученный Передонов ведет брить в парикмахерскую. Ну какой это "реализм", какая "сатира"?

Прикинется котом

Испуганная нежить.

А что она потом

Затеет – мучить, нежить?

Приписывать "Мелкому бесу" сатирический уклон – значит непомерно исказить произведение. Не российская темная действительность представлена Передоновым, а некий минус бытия, сказать проще – ад. И подлинный размах роман Сологуба приобретает, когда он в противовес передоновскому аду строит Рай. Это линия гимназиста Саши Пыльникова и девушки Людмилочки, ведущих любовные игры какого-то сверхэротического характера. Это не эрос, это видение утраченного Рая, невинные дети в Божьем саду. Это уже не роман, а скорее некая средневековая мистерия. "Грудь мою пронзили семь мечей счастья!" – вот какие слова произносит героиня Сологуба. И смешно было бы с высоты (или из низин) нашего нынешнего знания как-то "интерпретировать" этих героев, эту книгу, этого автора. Любая интерпретация ведется и вводит в рамки пространства и времени, а Сологуб за эти рамки выводит. Никакой "Фрейд" ничего не прибавит Сологубу и ничего от него не убавит, каким бы смешноватым нам ни представлялся тогдашний "модерн". Конечно, такая заостренность тем Сологуба, как и разработка этих тем порой вызывали недоумение даже у широко мыслящих современников. Аким Волынский назвал Сологуба "подвальным Шопенгауэром". Между тем Шопенгауэр у Сологуба вполне адекватный, он не только правильно понимал эту философию пессимизма, но и очень искусно ее транспонировал. У Шопенгауэра главный принцип бытия, "вещь в себе", искомая философами, – это слепая жизненная воля, "хотение", как говорили на старом философском языке. Главное ее свойство – безличность, даже вражда к личности как к индивидуализированным ликам бытия. Индивидуальность, личность, человек – иллюзорны, понять этот бытийный обман – значит выйти за пределы сознания, уйти в ничто, погасить солнце и звезды. К этому и зовет подлинная мудрость.

Сологуб придал этой философии новый и необычный смысл, наделив эту слепую бытийную волю индивидуальностью, самосознающим "я". И тогда творцом бытия, вернее, иллюзий и обманов бытия стал у него отец лжи – Дьявол, этот главный герой сологубовской лирики.

Когда я в бурном море плавал

И мой корабль пошел ко дну,

Я так воззвал: "Отец мой, Дьявол,

Спаси, помилуй, – я тону.

Не дай погибнуть раньше срока

Душе озлобленной моей, –

Я власти темного порока

Отдам остаток черных дней".

И Дьявол взял меня и бросил

В полуистлевшую ладью.

И там нашел я пару весел,

И серый парус, и скамью.

И вынес я опять на сушу,

В больное, злое житие,

Мою отверженную душу

И тело грешное мое.

И верен я, Отец мой Дьявол,

Обету, данному в злой час,

Когда я в бурном море плавал

И ты меня из бездны спас.

Тебя, отец мой, я прославлю

В укор неправедному дню,