Виктория - o 6c05a670f54cb787

Замирает. Смотрит перед собой, и не может пошевелиться.

Я затаиваю дыхание, слежу за его взглядом и понимаю, что так он реагирует на тело

Наташи. Почему?

Неуверенно парень оседает рядом с Рыжей, и проводит руками по её лицу. Его пальцы

дрожат. Я замечаю, как трясутся его плечи, как качается тело, и я недоумеваю. Почему он

медлит? Почему не действует?

Выкрикиваю: Стас!

Он оборачивается, и вдруг я вижу его красные глаза. Его убитые горем глаза.

У меня внутри вспыхивает пламя. Я смотрю на Стаса и буквально ощущаю всю его боль, чувствую его растерянность и обиду. Хочу сказать что-то, надеюсь, успокоить его, но не

успеваю.

Протерев руками лицо, парень всё-таки встает, поднимает Наташу и бредет к машине. Он

сажает девушку вперед и пристегивает.

Затем возвращается ко мне.

Вновь начинает что-то говорить, и я улавливаю помехи в воздухе. Улавливаю некоторые

слова.

- … что…, … твоя спина…., …нужно быстрей…, …дай … мне.

Абсолютно ничего не понимаю, но непроизвольно протягиваю вперед руку. Стас хватается

за неё и кивает. Аккуратно помогает мне подняться, и тащит в сторону автомобиля.

- Ты…, …Кира и Максим…, присмотри…, я рядом, если что.

Киваю, и сажусь рядом с блондинкой. Обхватываю её руками и, что есть сил, прижимаю к

себе.

Наблюдаю за тем, как Шрам оказывается за рулем, как заводит машину. Он

поворачивается ко мне, проверяет, всё ли в порядке, и медленно трогается.

Вскоре, ко мне начинает возвращаться слух. Я уже слышу, как работает двигатель

автомобиля, слышу, как дышит Кира, и главное, я слышу, как стонет Максим.

Почему это главное?

Потому что это означает, что он жив. Что он ощущает боль, а, значит, не потерял

чувствительность.

Ещё потому что биение его сердца – самое важное для меня в жизни. Я не знаю, откуда

эти эмоции, но уверена, что они правильные и искренние.

- Стас, куда мы едем? – тихо спрашиваю я, и вижу удивленные глаза предводителя.

- Тебе уже лучше? – интересуется он.

- Да. Лучше.

- Это хорошо, - он плавно поворачивает руль и выдыхает. – Мы едем домой. Ко мне домой.

- А который час?

- Без двадцати четыре.

- Мне нужно позвонить маме, - растерянно отрезаю я. – Иначе, она будет волноваться.

- Давай уже от меня, - предлагает парень. – Нам осталось ехать минут десять. Не больше.

Я киваю, и поворачиваю голову к окну. Надеюсь что-то увидеть, но замечаю лишь

смазанную картинку серого города.

Внутри бушуют странные чувства. Я не верю в то, что только что оказалась в центре таких

опасных и реальных событий. Не верю в случившееся. Нас хотели убить. Опять. Нас

хотели подорвать, сжечь заново.

Сглатываю, и испуганно прикрываю глаза. Стараюсь не показывать ужаса, прикусываю

губу, сжимаю руки в кулаки, но всё равно ощущаю дикую панику. У меня голова кружится

от того, что кто-то намерен избавиться от меня. И этот кто-то настроен серьёзно: он готов

пробовать ни один раз, и он не успокоится, пока я не сыграю в деревянный ящик.

- Лия? – опускаю взгляд вниз, и вижу, как Кира медленно открывает глаза. – Какого черта я

опять без сознания?

Усмехаюсь, и спокойно выдыхаю: хорошо, что с блондинкой всё в порядке.

- Кажется, Максим не прогадал, - медленно тяну я. – То место взлетело на воздух через

минуту после того, как мы выбрались наружу.

- Невероятно, - заключает девушка и осторожно приподнимается. Она разминает шею и

вытягивает вперед руки. – Надоело отрубаться. Чувствую себя идиоткой.

- Я тебя прекрасно понимаю.

- Кира? – Шрам смотрит на блондинку. – Слава Богу, ты очнулась. Всё в порядке?

- Да. Я цела и невредима.

- А что там с Максом?

- Он дышит, - заключает девушка, аккуратно приспускает черный шарф с его головы и

цокает. – У него рана на виске.

- Большая?

- Приличная. Идет кровь.

- До сих пор?

Кира кивает, и Стас крепко сжимает руль.

- Не волнуйся, - уверенно отрезаю я, хотя на самом деле сама сгораю от нервов. – Он

выкарабкается. Сейчас промоем рану, забинтуем…

- А вдруг что-то серьёзное? Наверно, я должен отвезти его в больницу.

- Это паршиво, когда пострадавший – наш единственный врач, - горько усмехается Кира и

вновь смотрит на Макса. Он дышит неровно, прерывисто. Создается впечатление, что ему

сильно больно. – Мы бессильны, как дети.

- Мы и есть дети, - отрезаю я. – Не забывайте об этом.

- Говори за себя, - спорит Шрам. – Я давно перерос тот возраст, когда желание посидеть в