Елена Колчак - Смерть голубки (Рита Волкова - рассказы)

Два темных пятна были заметнее других. Как-то ярче, что ли? Все-таки кровь? Подойдя вплотную, я поняла, что вижу две мертвые розы. При жизни они, видимо, были бордовыми, но на морозе скукожились и потемнели почти до черноты. Половинка бутылки оказалась импровизированным подсвечником — на дне застыл слой стеарина.

Неподалеку обнаружился вполне целый ящик. Я уселась и принялась ждать.

Минут через двадцать стало ясно, что еще немного — и ящик станет неотъемлемой частью моего тела. Я попрыгала, постояла, опять попрыгала, еще постояла… Стоять было как-то глупо, непрерывно прыгать — утомительно.

Вдоль стены, как обычно, тянулась узкая полоска асфальта, вполне пригодная для ходьбы. Вот пройду три раза до угла и обратно — и ну их всех!..

Я увидела Его не то на седьмом, не то на одиннадцатом повороте: худой (насколько можно судить в зимней куртке), весь в темном, с пакетом. Достал из пакета еще один «подсвечник», установил, щелкнул зажигалкой… Подтянул поближе «мой» ящик, уселся и замер, сосредоточенно глядя на свечу…

Осторожно подойдя поближе (вообще-то могла и не осторожничать, Он и стада слонов не заметил бы), я увидела, что место двух мертвых бордовых роз заняли две белые, свежие. На часах было около трех — примерно в то же время Тата совершила свой страшный полет.

Минут десять я стояла молча, потом решилась, шагнула поближе:

— Вы ее знали?

Подождала, считая до ста (не на часы же смотреть), потом еще раз до ста… Шагнула почти вплотную:

— Какая она была?

Только кошки умеют сохранять такую неподвижность. Может, он вообще глухой? Вздохнув, я вполголоса сообщила ближайшей березе:

— Я не верю, что Тата сама упала…

Он вскинул на меня совершенно безумные глаза, вскочил и ринулся прочь. Надо же, вовсе не глухой.

В забытом пакете, как я и ожидала, обнаружились останки бордовых роз и предыдущий «подсвечник». Сегодняшней свечи оставалось еще, должно быть, на полчаса.

Конечно, я рванулась следом за «черным человеком». И, конечно, не догнала: троллейбус, в который он вскочил, захлопнул двери перед самым моим носом. Сперва огорчилась, а затем дошло: ну догнала бы, и что? Схватила за рукав и потребовала объяснений? Смешно.

Ладно, этот от нас не уйдет. Пора уже нанести визит тем самым родственникам, которые меня во все это втравили. Пусть хоть они мне хоть что-нибудь объяснят!

6.

Есть женщины в русских селеньях!

Центральное статбюро

Маленькая бледная женщина с учительским пучком на затылке безропотно впустила меня в квартиру и провела в довольно большую комнату, подвинула стул, чтоб мне было удобнее сесть, принесла чай — все это молча — и присела напротив, на самом краешке дивана, кутаясь в оренбургскую шаль.

— Меня зовут Нина Борисовна, маму — Роза Викентьевна.

Вообще-то кресло в углу было первым и едва ли не единственным, что я заметила в комнате. Когда-то я уж не помню у кого вычитала странное выражение — «великолепная руина». Никогда не понимала, что это значит, а тут увидела собственными глазами. Бесформенная груда, восседавшая в кресле, была, бесспорно, руиной и, не менее бесспорно, — великолепной. Она внушала не жалость — преклонение. Не поздоровалась, и вообще никак не показала, что заметила мое появление, но невозможно было отделаться от ощущения, что я пришла именно к ней.

— Расскажите мне о Тате, — попросила я Нину Борисовну.

— Да что рассказывать? Никаких проблем никогда не было. Тихая, спокойная… Упрямая, правда. Подберет бездомного котенка и торчит на остановке до посинения, пока не пристроит кому-нибудь. Мне помогала очень, всегда на нее можно было положиться… Да не знаю я! Вы лучше спрашивайте.

Так. К моему шефу явно обращалась не Нина Борисовна.

— Вы думаете, что смерть Таты — случайность?

— Да что я могу думать! У меня своих забот хватает, — она понизила голос. — Это мама себе все придумывает, возраст-то уже…

— Не шепчи, я все слышу! — проинформировала «руина». Голос у нее оказался неожиданно… ну, не молодой, конечно, но и никак не старческий. Ясный, даже звонкий, с абсолютно внятной, что называется, актерской дикцией. — Расскажи девочке.

— Нина Борисовна, вы не знаете, у Таты был какой-нибудь… ну, очень верный поклонник?

— Олежек? — оживилась та. — Ох, нет, Коля. Нет, погодите…

— Ярослав, — сообщили из кресла.

— Да-да, правильно, Славочка. Такой странный мальчик, знаете. Тата ему никогда повода не давала, а он все ходил за ней и ходил. У подъезда дожидался, у института, у работы. Розы носил. Не к праздникам, а в обычные дни. И молчал все время.