дим их такими, как изобразил их Рембрандт, — в
какой-нибудь подземной зале, освещенной невер
ным светом фонаря; слегка подвыпив, они провоз
глашают гибель Риму или, что было сделать
проще, собственную смерть, высоко поднимают
красивые стеклянные кубки, сделанные в алек
сандрийском вкусе и привезенные с Рейна; уве
шанные варварскими украшениями, они вкушают
одновременно грубую роскошь и опасность.
Мы у ж е можем отметить некоторые особенно
сти этой расы, и рассудительной, и неуступчивой:
неумение объединиться, разве что в самом край
нем случае, — это подарок злых кельтских фей,
отказ подчиняться всякой власти, что в какой-то
мере объясняет историю Фландрии, правда, эти
их черты частенько побеждала прочная привязан
ность к деньгам и жизненным благам, заставляв
шая принимать любой status quo 1, любовь к
красивым словам и сальным шуткам, ненасытная
чувственность, основательный вкус к жизни, пе
редававшийся из поколения в поколение и состав
лявший единственное неотчуждаемое наследство.
Марк Антоний, обосновавшийся здесь во главе
легионов в невыносимо дождливую зиму, в то
время как хозяин вернулся в Италию *, чтобы за
няться политикой, должно быть, попользовался,
как и все остальные, красивыми и пышными деви
цами, у которых английские офицеры в 1914 го
ду с удивлением, смешанным с легкой тревогой,
1 Существующий порядок ( лат ) .
48
отмечали темперамент неистовых вакханок. В
этом краю пиршества плоти прибегать к насилию,
как говаривал один из них, не было нужды.
* * *
Узнать как следует народ можно, только изу
чив его богов. Кельтские божества едва видны
из своего далека. Мы смутно различаем Тевтата,
Беленоса *, галльских или германских богинь,
этаких добрых Парок, Бога-Луну, водителя душ,
приравненного к Меркурию, Нагалению, мать-
благодетельницу, к ней взывали при отплытии и
благодарили при возвращении в зеландские пор
ты, особенно ее, должно быть, почитали на ю ж
ном побережье, вспомним, наконец, Эпону,
царицу лошадей и пони, которые зовутся ее
именем, смирно сидящую в женском седле и
упирающуюся ногами в узкую дощечку. Но до
шедшие до нас изображения — греко-римского
происхождения, в других случаях они сработаны
довольно грубо. Изображения весьма дурного
вкуса, найденные в Баве, перед которыми на
верняка молились мои предки, ничем не отлича
ются от тех, что находят при раскопках почти
повсюду на территории бывшей империи: галль
ского ремесленника выдает то здесь, то там
прежде всего его неумелость. Когда думаешь о
своеобычном гении, проявившемся при чеканке
первых кельтских монет — при этом использо
валась иная, чем в Греции, техника, — когда
вспоминаешь о даре изображать животных поч-
49
4-1868
ти живыми или об умении придавать растениям
удлиненную форму, сплетая их между собой,
которое мы наблюдаем у художников и скульп
торов в христианскую эру, можно не сомневать
ся, что эти люди, если бы захотели, сумели бы
изобразить и своих богов. Быть может, они
предпочитали, чтобы те были почти невидимы и,
едва выступая из камня, уходили в него вновь,
являясь частью хаоса, в котором смешивались
бесформенная земля, облака, ветер. Отчасти
этой особенностью предков можно, вероятно,
объяснить века спустя ярость тех, кто разбивал
изображения святых. «Не должно быть лица у
Господа Бога», — сказал как-то фермер во
Фландрии, зайдя со мной в церковь и с неудо
вольствием глядя на очередное изображение
Всевышнего.
В этом краю, который Цезарь и много позже
него святой Иероним считали глухоманью, сле
ды друидов очень редки, впрочем, как и повсю
ду, с тех пор как мы узнали, что благородные
камни Карнака и монолитные портики Стонхен-
джа *, творение первобытного Ле Корбюзье *, от
носятся к более ранней эпохе. Эти священники,
собиратели омелы, обосновываясь в существо
вавших до них святых местах, заставляют
вспомнить о протестантах, использовавших за
тем ими же оголенные соборы, или о христиа
нах, приспосабливавших для своих нужд
римские храмы. Во всяком случае, город карну-
тов, то есть Шартр, где собирались друиды, на
ходился слишком близко от бельгийской Галлии,
50
чтобы влияние их не распространилось на эту
Читать дальше