Unknown - ИСТОРИЯ 5-Й ТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ СС «ВИКИНГ»

Немцы почему-то считали, что если у крестьянина хорошая хата, то он и есть самый толковый и домовитый хозяин, крепкий мужик (упуская при этом из виду, что хорошая хата в СССР может быть только у местного активиста-большевика). Эти коммунисты, при помощи немецкой же силы, гнали и давили настоящих антикоммунистов и снабжали всем необходимым партизан. Переводчиками у немцев, во всяком случае, на юге России, как правило, служили активисты-украинцы из Галиции. Они ненавидели местное «кацапское» население, а население их совершенно не понимало, так как пресловутая «р iдна мова» , на которой они говорили, была искусственно, нарочито очищена от всех обычных русских слов и выражений. Изобретенная Альфредом Розенбергом «со товарищи» пресловутая «восточная политика» проводилась немецкими оккупационными властями с «чисто германской тупостью, несмотря на катастрофические результаты».

По всем указанным выше причинам, каждый «белый» русский эмигрант, попадавший в составе германских войск на фронт, являлся подлинной находкой, как для самих немцев, так и для всего местного русского населения. Ведь только при посредстве «белых» русских эмигрантов можно было добиться хоть какого-то порядка и логики. Там, где валлонские добровольцы задерживались хотя бы на некоторое время, местные назначенные немцами «власти предержащие» вскоре оказывались повешенными или расстрелянными за сотрудничество с большевицким подпольем и партизанами, немецкие коменданты – по возможности заменены русскими, в результате чего мирное население начинало чувствовать себя совершенно иначе. Немедленно после прибытия валлонской бригады в Байбузы и Мошны комендантом села Байбузы был назначен Н.И. Сахновский.

Первой заботой капитана Сахновского было, по возможности, спасти местное население от запланированной немецкими военными властями насильственной эвакуации. С целью ограждения жителей от этой угрозы им выдавалось соответствующее удостоверение с печатью Комендатуры, согласно которому такой-то (имярек), эвакуации и аресту за хождение ночью не подлежал, как состоящий на службе в Комендатуре. Помимо удостоверения, на рукав означенного сотрудника Комендатуры нашивался белый ромб с аналогичной печатью. Очень скоро не только местные байбузские крестьяне, но и жители соседних сел и деревень стали собираться в Байбузы. Чтобы дать им всем работу, комендант распорядился открыть швейную и сапожную мастерскую, мельницу, мастерскую по выделке веревок (которых очень не хватало), кожевенный цех, мастерскую по изготовлению ведер, и т.д. Сахновский объяснил населению, что все это необходимо, поскольку иначе ему не удастся оправдать свои действия перед начальством. В скором времени местное население, получив убежище и защиту и, наконец, спокойно вздохнувшее в условиях хотя бы относительного спокойствия за завтрашний день, уже в изобилии снабжало расквартированную в Мошнах и Байбузах бригаду яйцами, птицей, молоком – словом, теми самыми пресловутыми «млеком, курками и яйками» , без которых не может успешно воевать ни одна армия в мире. Но самое главное – красные партизаны совершенно перестали беспокоить валлонское расположение!

Наступивший момент показался Сахновскому благоприятным для начала претворения задуманного в Брюсселе с соратниками по РИСОв жизнь. Он попросил аудиенции у командира валлонской бригады, штурмбаннфюрера СС Люсьена Липперта («прекраснейшего и честнейшего»[808] кадрового офицера бельгийской королевской армии, недавно вступившего в командование 5-й штурмовой бригадой Валлония ) и доложил ему, что хотел бы получить свободу действий в смысле дозволения ему приступить к формированию русской добровольческой дивизии для борьбы против большевиков. Штурмбаннфюрер Липперт ответил, что одобрение или отклонение подобных проектов выходят за рамки его компетенции, но он охотно поддержит всякое предложение Сахновского в этом направлении, поскольку совершенно уверен, что если нем принять мер такого порядка, война будет, безусловно, проиграна Германией и ее союзниками.

Через день после разговора с Люсьеном Липпертом Сахновский получил приказ вновь явиться к командиру бригады, у которого застал начальника германского фербиндунгсштаба оберштурмбаннфюрера СС Вегенера и командира всей дивизии Викинг – группенфюрера СС и генерал-лейтенанта Ваффен СС Гилле. Липперт говорил по-немецки (хотя и неважно), и потому весь разговор Сахновского с высоким эсэсовским начальством шел на немецком языке, не прибегая к услугам переводчика. Сахновскому было предложено подробно изложить свои соображения. Столь исключительный момент следовало использовать полностью, поскольку генерал-лейтенант Герберт Гилле, командовавший не только дивизией Викинг, но и всем IV танковым корпусом СС , был не каким-то незначительным «винтиком» германской военной машины, а очень крупной величиной, слово которого в условиях фронтовой обстановки являлось не просто веским, а носило характер непреложного закона. В сочувствии штурмбаннфюрера Липперта и оберштурмбаннфюрера Вегенера Н.И. Сахновский уже нисколько не сомневался, поскольку самый факт, что они решились потревожить из-за его проекта важное начальство, говорил сам за себя.