- А я... - пыталась определить она, но не стала городить нелепости, - не спится мне, даже после текилы.
- А мне и без нее.
Павел нащупывал нить дальнейшего разговора, но, получалось, хотел сказать слишком много. Иногда пресловутая женская логика, точнее, её отсутствие, определяют более точное и ожидаемое решение, не оставляя при этом никаких шансов другим вариантам. Так поступила и Вера. Она просто подошла и взяла Павла за руку со словами:
- Пойдем ко мне.
- Пойдем, - облегченно вздохнул он.
- Ты этого хотел?
- А ты?
- Пойдем... Я не знаю... Ничего пока не знаю... И знать не хочу...
Когда они поднялись в спальню Веры, Словцов приостановился на пороге. Ее комната по планировке мало чем отличалась от той, которую отвели ему, была как бы зеркальным отражением. Но было сразу понятно, что это комната Веры.
Павел замер во вновь охватившей его нерешительности. Вера с ироничной, наверное, Евиной улыбкой стояла напротив, всего в полуметре от него.
- Я уже забыл, как это делается, - смущенно признался он.
- Ничего страшного, когда-то и не знал. Вспоминай, только медленно...
- «Служенье муз не терпит суеты», - процитировал Словцов, притягивая Веру за плечи.
Он вновь открывал для себя женщину. Все эти годы он избегал случайных отношений: от продажных девиц и лёгкого флирта до серьёзных попыток женить его на себе. В наше время это нелегко, если учесть, что с прилавка каждого газетного ларька на тебя смотрят полу- или целиком обнажённые девицы, и если весной юбки подпрыгивают до набедренных повязок жительниц африканского континента. Первое время всех заслоняла Маша. Словцов был редким типом мужчины, которых называют однолюбами, и расставание с женой он переживал как конец света, или, во всяком случае, как конец собственной жизни. Но не зря талдычат, что время лечит, да и Маша помогала, порой являясь в его холостяцкое жилище, и на все попытки с его стороны восстановить утраченное отвечала холодом и настоящим, леденящим душу презрением. Потом он долго жил по инерции: бесцветные дни - от лекции до лекции, без поэзии, без творчества. Виделось почему-то все отрицательное, негативное, телевизор был тому ярым помощником. И вырваться из этого порочного круга не было, казалось, никакой видимой возможности.
И вот теперь перед ним стояла Вера, и он принимал и желал ее, потому что, не взирая на все социальные различия, они были одного поля горькие ягоды. Павел и без исповедальных речей знал, что у Веры после Зарайского не было никого. Так же, как она знала о нем. Зарождение любви - это не только пробуждение инстинкта пола, это пробуждение такого понимания и совпадения, когда понимаешь человека с полуслова, с полувзгляда, даже с полувздоха. И, с момента встречи в ее кабинете, Павел чувствовал и понимал ее так, словно знал всю жизнь. Вера же немного путалась в нем, ибо порывы и поступки поэтов плохо поддаются простой логике. Не сорвись он в одночасье из дома, не окажись в гостинице, не прочитай газету - кому бы попалось на глаза ее объявление? Воистину: неисповедимы пути Господни!
И теперь, когда Вера со всех сторон обдумывала свое отношение к Словцову, она вдруг впервые задалась вопросом: а любила ли она Зарайского в полном смысле этого слова? Или это был брак, в который она вступила под благородным напором Георгия и, честно говоря, в какой-то мере по собственному расчету? Удивительно, Словцов, пожалуй, не умел и не мог ухаживать так, как это делал Зарайский, но ему удавалось главное: он оставался всегда интересен, от него исходили мощные волны какой-то неведомой энергии, и главное - с первого взгляда было понятно, что для Павла любовь - нечто загадочное и всеобъемлющее, большее, чем для любого другого мужчины, который может выглядеть во сто крат мужественней, уверенней в себе и быть в миллион раз более приспособленным к этой жизни...
Под утро, изможденные нежностью, они тихо разговаривали уже как родные люди.
- Знаешь, чего мне больше всего жалко в советской жизни? - за Павлом была очередь делиться сокровенным. - Имелась уйма времени! Чтобы любить, читать, искать, спорить, мечтать. Мы потеряли не советскую власть, мы потеряли время и менталитет! Нынешнее время заставляет нас сжигать себя на работе, а потом прожигать заработанное всеядным потреблением. Хлеба и зрелищ - как давно это придумано! Древний Рим рухнул под ударами варваров именно поэтому. Империя, которая перестает мечтать, перестает быть империей. Штаты? Штаты - это не империя, это мутант! А Советский Союз оставался империей...
Читать дальше