Козлов Сергей - Вид из окна

- У вас в России - везде медведи... Даже в партии...

5

А тайга за окном просыпалась утренней вознёй птиц и разговаривала с ветром низким хриплым голосом вековых стволов. Верхушки кедров уже не дотягивались до неба, которое весной становилось выше и прозрачнее. Разбитый вездеходами проселок тянулся вдоль опушки и сворачивал к околице.

Но самым удивительным временем была ночь. Белесая, светящаяся сама собой изнутри, она не позволяла небольшому поселку погружаться во мрак, а будто бы купала его в туманной дымке.

- Белая ночь! - любовался в окно Павел. - Я думал, такое только в Питере.

- Здесь даже интересней, - соглашалась Вера.

- Сколько мы здесь будем жить?

- Пока не надоест или пока не состаримся.

- А если наступит новый ледниковый период?

- Дров во дворе - море! Ну и, в конце концов, у нас есть маленький домик в Черногории.

- Ты же отдала его Вишне?

- Я попросила ее там жить и присматривать за ним. Мама туда поедет отдыхать.

- Ты не боишься, что мы когда-нибудь с ним встретимся вновь? Столько людей знает! Если он догадается?

- Пусть. Вера Зарайская почивает рядом с ним на кладбище. Даже если что, он ничего не рискнет предпринять, потому что никто не знает, где Справедливый. И еще я кое-что отправила Ерышову. Так, на всякий случай. Но главное - никто не знает, где Справедливый.

- М-да... Такие, как он, на пенсию не выходят...

- У нас вчера кончились деньги.

- В смысле?

- Здесь нет банкоматов! Я об этом не подумала!

- Позвони Диме, пусть исправит ситуацию, - улыбнулся Павел, - откроет отделение банка в этой глуши.

- Сам позвони, у меня на мобильном тоже ноль.

- Значит, будем жить в деревне. Тут, кстати, в сельскую школу требуются учителя...

- Ты забыл, год учебный заканчивается, кто нас сейчас возьмет?

- Значит, заведем корову и будем продавать молоко. В конце концов, даже Кустурица живет в деревне. А я, вопреки всему, буду читать деревенским детишкам стихи. Ей-Богу буду...

- Ну, и на что тебя вдохновляет здешний вид из окна?

- Вчера за окном мельтешил пьяный Пашка. И это вдохновляло меня наладить ему пинка. Он, похоже, передумал умирать. Заспиртовал свои больные мозги. Будет тут местным колдуном, погоду предсказывать.

- А если серьезно? - Вера тоже подошла к окну, прислонившись к Павлу.

- Знаешь, я все время видел из окна город. Поэтому, честно говоря, не знаю. Но... Выйди-ка на улицу!

- Зачем?

- Ну выйди, трудно, что ли?

- Да нет, но что ты придумал?

- Ну выйди. Встанешь вот там, - Павел показал ей на одинокую сосну у дороги, - и смотри на меня.

- Ладно.

Через пару минут Вера смотрела на него, прислонившись плечом и головой к сосне.

- Ну что? Вдохновляет?! - крикнула она ему.

Павел открыл окно и выпрыгнул на улицу. Подбежал к ней, подхватил на руки.

- Вдохновляет! Жить так хочется, что умереть не жаль! Лишь бы вот так прижимать тебя к себе...

- Тебе еще не надоело умирать? Ты не хочешь дописать свой роман сам?

- Нет, я хочу, чтобы он длился... - Павел еще крепче прижал Веру к себе.

Она положила ему голову на плечо:

- И чтоб в конце: и жили они долго и счастливо, и умерли в один день.

- Да, но про это читать не любят. Не любят читать про счастливую любовь. Им конфликт подавай, чтобы плакать или смеяться, чтоб нервы щекотало. Это я тебе как писатель говорю.

- А у нас конфликтов не будет.

- Значит, и писать не о чем. Только завидовать.

ЭПИЛОГ ЭПИЛОГА

Эту историю рассказал мне Дмитрий Мизгулин, когда вернулся из Праги. Он же привез начало романа Словцова на дискете и предложил его продолжить, обещая стать редактором и суля всяческую творческую помощь. Самому ему на масштабную прозу времени пока не хватает. У меня как раз вид из окна в это время был никудышный, отчего предпочтительнее было смотреть на белый лист бумаги или монитор компьютера, и я подумал: любовь того стоит...

И если кто-то скажет, что таких счастливых историй не бывает и любовь такой силы невозможна, смею возразить: всё бывает и не всё проходит. У меня такая была и есть. Но это уже, как принято говорить, другая история.

И ещё. Кто-то скажет: зачем в этом романе столько стихов? Кто-то их пропустил, кто-то прочитал вскользь... А я просто боюсь... Боюсь, что когда-нибудь кто-нибудь прочитает строфы Владимира Соколова, стихотворением которого я начал роман:

«Как я хочу, чтоб строчки эти

Забыли, что они слова,

А стали: небо, крыши, ветер,

Сырых бульваров дерева!

Чтоб из распахнутой страницы,

Как из открытого окна,