Гай Крисп - Историки Рима

Итак, одна война принесла нам и государству четыре награды. Прежде всего мы отомстили зловредным разбойникам. Далее, вы в избытке получите добычу, взятую у врага, ведь доблестный воин должен быть вознагражден тем, что добыл своим потом и десницей. А в нашем распоряжении в изобилии будут деньги и несметные сокровища, если только это общее достояние сохранят в целости наши труды и мужество. Не они ли подобают мудрому правителю и вам, добившимся блистательных успехов? Наконец, и у меня есть добыча из имени покоренного народа: второй титул Сарматского, который вы единодушно и — не сочтите меня тщеславным — по заслугам мне дали».

После такого завершения речи собравшихся охватило необычайное воодушевление; надежды на наживу и будущие блага возросли, воины славили императора, призывая в свидетели бога, кричали, что Констанций непобедим, и в радостном настроении разошлись по палаткам.

Отправился назад в царскую палатку и император. После двухдневного отдыха в триумфальном шествии он вернулся в Сирмий, а воинские отряды возвратились в предназначенные им места.

1. Царь радовался этому ужасному событию — пленению наших людей; 722в надежде на такие же успехи он выступил и на третий день, не спеша, подошел к Амиде. 723С первыми утренними лучами все кругом, насколько хватал глаз, озарилось блеском сверкающего оружия, и закованная в броню конница заполнила равнины и холмы. Верхом на коне, с золотой бараньей головой в драгоценных камнях вместо диадемы, двигался впереди всего строя сам царь, величественно возвышаясь среди свиты и множества разных племен. Было, однако, совершенно ясно: по совету Антонина 724царь торопится в другую сторону, а защитников стен только попытается склонить к переговорам.

Но небесная воля, собрав в одном месте все беды Римского государства, так распалила спесь этого человека, что он возомнил, будто осажденные придут в ужас от одного его вида и сами явятся к нему с мольбами. Когда он в сопровождении царской когорты доехал до ворот и дерзко приблизился на расстояние, с которого хорошо можно было разглядеть лицо, в него, приметного из-за сверкающих украшений, полетели стрелы и копья, и царь был бы убит, если бы поднявшаяся пыль не скрыла его от глаз целившихся; все же копье с одного бока разорвало его одежду. Царь исчез из вида, чтобы позже погубить множество людей.

Из-за этого он возненавидел нас как святотатцев, кричал, что мы оскорбили повелителя стольких царей и народов, и стал усиленно готовиться разрушить город. Но главные военачальники попросили царя не поддаваться гневу и не отказываться от славных дел; смягченный их кроткими мольбами, он решил на следующий день еще раз предложить сдаться защитникам города.

С первыми лучами солнца царь хионитов 725Грумбат, желая проявить усердие перед своим господином, во главе отряда преданных телохранителей отправился к стенам города. Когда он приблизился на расстояние выстрела, его заметил опытный наблюдатель, который, наведя баллисту, ядром пробил панцирь и грудь сына Грумбата, ехавшего бок о бок с отцом, — юноши на пороге возмужания, ростом и красотою превосходившего сверстников. Его гибель обратила в бегство земляков Грумбата, однако, справедливо опасаясь, что тело похитят, они немедленно вернулись и нестройными криками стали призывать взяться за оружие многочисленные племена; те собрались, стрелы, как град, полетели со всех сторон, и жаркий бой начался. Уже в сумерках после губительного сражения, длившегося весь день, под покровом темноты они, наконец, вызволили тело, едва отбив врага среди гор трупов и потоков крови. Так некогда и под Троей вступили друзья в жестокую битву за бездыханное тело друга фессалийского вождя. 726

Царский двор был опечален этой смертью, вся знать вместе с отцом больно переживала неожиданное несчастье, а когда было объявлено перемирие, знатного и прекрасного юношу стали оплакивать по обычаю его народа: одетого, как и всегда, в боевые доспехи, его подняли на широкий и высокий помост, а вокруг поставили десять лож, где находились искусно выполненные и очень похожие изображения мертвеца, и в течение семи дней все мужчины, разделившись по отрядам и манипулам, пировали, танцевали, пели особые погребальные песни и горевали о царственном юноше. В это время женщины в отчаянии били себя в грудь и, причитая, оплакивали погибшую во цвете лет надежду своего племени — так нередко рыдают на торжественных праздниках Адониса жрицы-почитательницы Венеры, что, согласно мистическим верованиям, является знаком созревания плодов.