Александр Акулик - Владимир Игнатьевич Бровиков в воспоминаниях, документах, комментариях

Александр АКУЛИК

ВЛАДИМИР ИГНАТЬЕВИЧ БРОВИКОВ В ВОСПОМИНАНИЯХ, ДОКУМЕНТАХ, КОММЕНТАРИЯХ

Чем больше задумываешься о жизни и смерти Владимира Бровикова, драматических, а порой и трагических изгибах его судьбы, тем явственнее чувствуешь волю, мужество и интеллект этого человека — сочетание редкостных качеств, оказавшихся, увы, не до конца востребованными в его время…

В 1974 году, когда Владимир Игнатьевич работал в аппарате ЦК КПСС, о нем было сказано: «Еще молодой, а какой настойчивый. А главное — ни под кого не подлаживается…» Тогда Бровикову было 43 года, для престарелого Политбюро возраст младенческий! Забегая вперед, замечу: такую оценку он оправдал всей своей последующей жизнью и деятельностью: всегда имел свою собственную точку зрения, даже если она отличалась от общепринятой или той, которой придерживалось начальство или большинство…

НЕ УСЛЫШАЛИ...

Особенно ярко проявилась бескомпромиссная, жесткая позиция Владимира Игнатьевича в феврале—марте 1990 года на двух состоявшихся подряд пленумах ЦК КПСС, где он, будучи членом ЦК и послом в Польше, по сути, дважды бросил вызов всей тогдашней партверхушке.

Надо вспомнить то время. Великая страна рушилась, ее экономика находилась в кризисе, полки магазинов были пусты, стремительно росли цены. На окраинах державы уже пылали кровавые конфликты. Было очевидно: нужны кардинальные перемены в деятельности партии и государства. Понимало ли это руководство страны? Безусловно, между тем острейшие проблемы замалчивались.

На февральском (1990 г.) пленуме ЦК обсуждался проект платформы к предстоящему тогда съезду партии. «Возмутителем спокойствия» стал Владимир Бровиков. Попросив слова, он подверг резкой критике проект: «В том виде, как он представлен, вряд ли приемлем и нуждается в серьезной доработке».

Владимир Игнатьевич устроил настоящий разнос этому документу: отметил его «излишнюю митинговость, некоторую крикливость, неточность содержащихся в нем оценок прошлого и особенно настоящего, идеологический эклектизм и отсутствие теоретической ясности…»

И тут же – разящая ирония: «Общество, видите ли, насытившись демократией, не лучшей жизни ждет сейчас, а буквально измаялось без поста президента». Намек был ясен: Горбачев давно уже вынашивал идею президентства, и через месяц с небольшим ему удалось, используя отработанную машину голосования выдвинутых властью депутатов, осуществить свою мечту.

А между тем, анализируя проект платформы, Бровиков продолжал препарировать ошибки и упущения руководства партии. «В документе достаточно дифирамбов в адрес перестройки, критики далекого прошлого и щедрых посулов на будущее, — говорил он в притихшем от непривычного напряжения зале, — зато практически отсутствует оценка настоящего, допущенных не когда-то, а за перестроечный период ошибок. Мы больше стали дорожить не собственными оценками нашей собственной работы, а тем, как нас оценят господа на Западе…»

Думаю, тут нужна оговорка. Пусть простит меня взыскательный читатель за обильное цитирование выступления моего героя, но ведь многие, быть может, впервые о нем слышат. А тут что ни пассаж, то не в бровь, а в глаз…

«Мы как-то стараемся все доказать, что народ за перестройку, — продолжал Бровиков. — Но позволительно спросить: за какую? Не за ту ли, которая за неполных пять лет ввергла страну в пучину кризиса, подвела ее к черте, у которой мы лицом к лицу столкнулись с разгулом анархии, деградацией экономики, гримасой всеобщей разрухи и падением нравов… Утверждать в этой ситуации, что народ «за», что все это ему по нраву, по меньшей мере, политически непорядочно, — и, апеллируя к замершему залу, добавил: — Да что тут говорить, вы и сами знаете, товарищи…»

Но «товарищи», затаив дыхание, молчали. Они и сами видели и чувствовали: оратор прав, однако у большинства из них не хватало ни смелости, ни решимости сказать об этом вслух. Бровиков между тем продолжал размышлять о «перестройке» — любимом детище Горбачева, им же заболтанном и дискредитированном: «Это понятие мы лихо ввели в оборот, но не потрудились наполнить его конкретным и ясным содержанием. Это результат нашей гипертрофированной амбициозности, личных ошибок, которые допустили руководители нашей партии и государства».

А это уже под ребро генсеку и его команде: «Мечемся, ищем панацею от всех бед, надеемся, что возведенная в абсолют демократия все расставит на свои места в политической сфере, а рынок — в экономике. Но коль все пока получается наоборот, то виноваты, видите ли, не руководители в центре, а исполнители на местах. Стало модным списывать все наши грехи на «проклятое прошлое». А мы-то уже давно расхлебываем не суточные щи вчерашнего застоя, а кашу, заваренную сегодня, из продуктов перестройки...»