Калашников С.А.: Калашников С.А. Внизу наш дом.

- Вот тут, у Бабурки, - ткнул он пальцем в карту, - немец пошел в атаку на батальон Плахотного. Сможешь его поддержать?

- Не знаю, ответил я честно. - Ещё не пробовал. А чем атакует?

- Танками.

- Какие типы?

- Тройки.

- Семёныч! - крикнул я оружейнику. - Закати-ка по-быстрому фугасные снаряды. Нет у меня бронебойных, - повернулся я к майору. - Динамика у пушек слабая. Попробую их взрывчаткой пронять.

- Ты уж попробуй, соколик, - скривился командир и, повернувшись ко мне спиной, отправился в сторону ближайшей щели.

Деваться некуда. Взлетел и повернул в сторону Бабурки.

***

Низко иду, метрах на пятнадцати. Слева вижу старинное обжитое село, утопающее в садах. Чуть дальше, тоже слева, прямо среди поля рвутся мины небольшого калибра. Видимо, это позиции нашего батальона, но разглядеть окопов пока не могу. Дальше чернеет несколько угловатых силуэтов — танки. Увеличиваю угол атаки крыльев, но выравниваю полёт подъёмом хвоста — иду с опущенным носом. Хорошенько прицеливаюсь и кладу два снаряда в правый танк. Доворачиваю левее и бью соседний.

Всё, пролетел. Ложусь в разворот, слегка приподняв машину. Вижу, что первый из обстрелянных стоит, чуть повернувшись, а второй едет, как и ехал. Но на этот раз я целю в другого, мною еще не целованного. Выпускаю по нему сразу четыре залпа из обоих стволов. Зря я так расщедрился — явно много. Башня у танка подпрыгивает, сорванная, похоже, внутренним взрывом, зато у меня больше нет снарядов серьёзного калибра.

Слышу, как тюкают пули по броне, как за спиной деловито работает “Максим” заднего стрелка. Держу “дорожку”, чтобы не сбивать ему прицел, и выхожу на позиции батальона — редкую цепочку одиночных стрелковых ячеек. Закладываю плавный вираж влево.

- Заметил, откуда работают миномётчики, - докладывает задний стрелок. - Ложись на курс двести семьдесят пять — там низинка.

Ложусь, краем глаза успев увидеть стоящую на прямой наводке нашу батарею. Два орудия разбиты, у третьего возятся люди, подкладывая что-то под ось разбитого колеса, а четвёртое ведёт огонь.

Я тоже даю очередь из двадцатитрёхмиллиметровок по одному из танков. Не потому, что надеюсь нанести ему вред, а исключительно для поднятия духа наших бойцов — разрывы на чужой броне - картина, милая сердцу любого воина.

А вот и низинка. Точно — миномёты. Прохожу поляну из ШКАСов, вертя носом то туда, то сюда. Сзади снова оживает “Максим” заднего стрелка. Не ненадолго — мы опять в развороте. На этот раз я “утюжу” матчасть из УБК и ВЯ — крупняка и пушки. Есть шанс повредить трубы. А может и боеприпас сдетонирует — по ящикам с минами тоже стреляю.

Были и взрывы, и падения миномётных труб, и лежащие на земле фигурки дёргались. Только вот звуки от ударов пуль о мою броню тоже слышались не один раз. И задний стрелок почему-то не стреляет.

- Никита! Ты жив?

Молчание.

Ну гады! Такого парня убили!

Я начинаю работу на полное уничтожение, поочерёдно заходя на вполне различимых сверху миномётчиков, отстреливая их прицельным очередями. Заход за заходом…

- Шурик! Я пушки перезарядил, - ожили вдруг наушники голосом моего заднего стрелка. Вот молодец! Это он, выходит, скрючившись в три погибели, добрался до лючков и ухитрился сменить барабаны с выстрелами.

- Понял. Работаем танки.

- Левее держи — иначе мне по пехоте неловко стрелять. Довернёшь, когда зайдешь в хвост коробочкам, - распоряжается стрелок.

Выходим к атакующим. А они уже отступают. Танки пятятся, но не все - три горят. Никита из своего Максимки работает короткими очередями — похоже, он предпочитает индивидуальный подход. А я даю три залпа в корму одной из бронированных машин. Потом ложусь в разворот и имею возможность лицезреть горящего “крестника”.

Новый заход — тот же результат. Я снова пустой по семидесятишестимиллиметровым выстрелам. Но продолжаю виться над полем боя, расстреливая пехотинцев в серой форме из ШКАСов. Никита тоже не молчит, хотя плоды его трудов мне не видны - некогда оглядываться.

Бэмц! Артиллеристы вкатили снаряд в одну из целых пока троек. Похоже, удачное попадание — остановился, задымил.

Итак - атака сорвана. А мне пора пополнить боезапас. Возвращаю крылья в нормальное состояние и немного поднимаюсь — лететь низко очень утомительно из-за постоянного опасения на что-нибудь налететь.

Огибаю стороной село и вижу, как ложком двигается цепочка в мундирах мышиного цвета. В последние годы, сохранённые в моей памяти о будущем, этот цвет частенько называли “фельдграу”, но я к этому слову так и не привык. Для меня это — олицетворение паразитизма. Так уж вышло. Даже не раздумывая строю маневр захода вдоль цепочки, опускаю нос и прочёсываю дно ложбинки из всех шести стволов.