Кэт Мартин - Цыганский барон

Слабая улыбка тронула его губы. Он открыл было рот, но Перса остановила его:

– Послушай меня, сын. Я знаю о твоей клятве и знаю, какую роль сыграла в твоем решении я.

– Мама, я…

– Ты должен узнать правду.

– Правду? О чем? – удивленно вскинул брови Доминик.

– Я пришла рассказать тебе то, что тебе давно следовало бы узнать об отце.

– Ах об отце, – с недоброй усмешкой протянул Доминик. – Я знаю о нем все, что меня интересует.

– Я понимаю твои чувства. Это был жесткий, холодный и эгоистичный человек. Его трудно было любить.

– И все же ты любила его. Когда я был мальчиком, ты говорила мне, что ты сильно его любишь.

– Да, я его любила.

– Даже после того, как он оставил тебя, оставил нас обоих.

Перса отвернулась.

– Так я тебе рассказала. Много лет я позволяла тебе считать, что твой отец нас бросил, что я пришла к нему, но он отослал меня прочь. Это неправда. Не раз и не два он приходил ко мне, когда ты был младенцем. Он звал меня к себе. Он хотел поселить нас в доме, давал деньги. Но я отказалась. Я тосковала по нему, я любила его так, как никого никогда не любила, но счастлива я могла быть только с табором – табор был моим домом. Когда он это понял, он отпустил меня.

– Почему ты мне этого не говорила?

– Я не могу сказать тебе, что жалею об этом. Если бы мне пришлось солгать вновь, чтобы подарить мне все эти годы, что мы провели вместе, чтобы подарить мне твою любовь, я бы сделала это вновь.

– Но…

– Я боялась потерять тебя. Я знала, как много он может дать тебе. Я знала, что тебе понравится та жизнь, которую предлагает отец. Я так боялась… Я боялась, что ты не вернешься ко мне – этого я бы не вынесла.

Доминик отошел к камину.

– Но почему он не сказал правду? Он знал, за что я его ненавижу.

– Наверное, он молчал из-за любви ко мне.

Доминик вернулся к дивану, сел и обнял мать.

– Все хорошо, мама. Причин для ненависти было много – слишком много. Я ненавидел отца не только из-за его отношения к тебе. И все же я рад, что ты мне рассказала правду.

Тяжесть упала с души Доминика, и он повторил:

– Спасибо, мама.

Только сейчас он заметил, чего стоил Персе ее рассказ, как переживала она, боясь, что сын не простит ей стольких лет обмана. Сейчас, когда все было сказано, лицо Персы просветлело.

– А теперь насчет той женщины, гаджио.

– Можешь спать спокойно, мать, – улыбнулся Доминик. – Катрина носит моего ребенка.

– Она – твоя женщина, сынок, – усмехнулась Перса. – Я это увидела сразу.

– Да, – тихо подтвердил Доминик. – Она для меня – все и даже больше.

Перса коснулась его щеки морщинистой рукой и посмотрела ему в глаза материнским, все понимающим взглядом.

– Останься у нас, – попросил Доминик, но Перса покачала головой:

– Мой дом – повозка. Так было, так будет и впредь. Я хочу вернуться поскорее.

Доминик не стал ее отговаривать. Он понял то, что понял и его отец, – свободную птицу нельзя держать в клетке, даже если эта клетка из чистого золота.

Они поговорили еще немного. Перса рассказала о том, как дела в таборе, оба посмеялись над новыми приемами, жанжано, изобретенными для того, чтобы надувать простодушных гаджио.

Потом они пили кофе, по мнению Персы, слишком слабый, Доминик рассказал о выведении новой породы рысаков.

В комнату несмело вошла Кэтрин.

– Доброе утро, любовь моя, – поприветствовал ее Доминик.

Кэтрин непроизвольно коснулась ладонью округлившегося живота и с робкой улыбкой взглянула на Персу.

– Рада видеть вас, мама.

Перса окинула взглядом пополневшую фигуру молодой хозяйки, затем взглянула Кэтрин в глаза:

– И я рада видеть тебя, дочь.

Глаза старой цыганки наполнились слезами, и, словно в ответ, слезы навернулись на глаза молодой женщины.

Даже Доминик почувствовал, что в горле защекотало.

Какое-то время все молчали.

– Оставь нас, сынок, – попросила Перса. – Мне нужно кое-что рассказать моей новой дочке. Ребенок в конце концов на четверть цыган. Есть заклинания, которые Кэтрин должна знать, гадания и молитвы, призванные помочь малышу родиться крепким и счастливым.

Доминик хохотнул в кулак, и Кэтрин улыбнулась.

В дверях Доминик столкнулся с Яношем. Он заметил, что мальчик одет в самую простую из своих рубашек, в старенькие бриджи. И почему-то он был босиком.

– Заходи, – предложил он мальчику, – здесь кое-кто из твоих старых друзей.

Янош топтался на месте. В руках у него была связка книг, аккуратно перетянутая бечевкой.