Николай Усков - Существует ли русская нация и почему Россия отстала от Европы

Вот она, Россия: все рабы, кругом одни рабы. И есть только один свободный человек — господин, государь и барин, «хозяин земли Русской», ее вотчинник, царь Иван Васильевич. В своей духовной 1572 года Грозный, который якобы всю жизнь боролся с боярско-княжеским сепаратизмом за единство Русской земли, сам делит эту землю между Иваном и Федором, как будто речь идет о бабушкиной шубе, швейной машинке и гараже.

Чего удивляться, что чувство временщика столь плотно сидит в нас по сей день и побуждает к легкомысленному «Пора валить!» вместо ответственного «Этого я не допущу». Это чувство, воспитанное у жителя России великим бесконечным простором, постоянно подпитывалось отношением власти, которая мыслила людей, даже самых титулованных, не гражданами, не соучастниками общего дела, а рабами, пушечным мясом, лагерной пылью, быдлом, массами, населением. Отсюда и нежелание признавать за подданными право собственности, о чем, как помните, прекрасно писал Герцен, характеризуя русскую политико-экономическую систему своего времени «казацким капитализмом». Все, что мы знаем о современной России, скорее свидетельствует о сохранении тех же порядков. Не удивительно, что в 2013 году отток капитала из России достиг 70 млрд долларов. Даже пока мы ели салат оливье, то есть за 10 дней новогодних каникул, из страны ушло еще 40 миллионов долларов. Деньги что люди — они там, где чувствуют себя защищенными и уверенными в себе.

Элемент насилия лежит в основе любого государства. Но одно дело, когда под государством понимают собственность государя, а другое, когда государство — это state, Staat, etat, то есть латинский status — сословия, состояния, совокупность людей, граждан. Государственный в европейской традиции с древнейших времен, все средневековье, новое и новейшее время, — это publicus, public, то есть публичный, общий. Res publica — это не обязательно парламентская демократия. Начиная с античности это обозначение сути государства в западной традиции — «общее дело». Средневековая Франция — тоже res publica, и ни один из ее королей, даже самых безумных (каких было немало) не сказал бы своему князю: «Жаловать своих холопей мы вольны и казнить их вольны же», как бросил Иван Грозный Курбскому.

Государство, выросшее из военной дружины, именовавшейся «русью», по большому счету таким и оставалось, несмотря на европеизацию Петра, указ Павла о престолонаследии, Манифест 17го октября 1905 года, Октябрьскую революцию Ленина и Троцкого и даже революцию Ельцина в 1991 году, самую, надо признать, последовательную, хоть и неудачную, попытку изменить вековую систему.

Взглянем на ситуацию накануне крушения Российской империи. Доходы российского бюджета 1897 года составляли около 1,5 млрд рублей, за следующие 10 лет они увеличились на целый миллиард, еще через пять лет, то есть к легендарному 1913 году, возросли еще на миллиард — до 3,5 млрд рублей. Это не столько заслуга мудрого экономического курса последнего императора, который якобы раскрепостил русский капитализм, сколько следствие вотчинного характера российской государственности. В российской экономике еще и в начале XX века государство контролировало все стратегические высоты, будто старшие Даниловичи XIV века: монополии (свыше 25% давала только винная монополия), 70% всех железных дорог; огромный земельный и лесной комплекс при отсутствии каких-либо социальных обязательств перед населением, кроме чисто христианского сострадания по зову сердца. Российская казна превышала в стоимостном выражении всю внешнюю торговлю, в то время как в европейских странах вроде Англии, Франции, Германии или Италии внешнеторговый оборот был в 3-6 раз больше, чем их бюджеты. Растущие расходы казна покрывала, увеличивая свое участие в коммерческой деятельности так, что русский капиталист Рябушинский имел все основания критически заметить: «Нельзя одновременно управлять и торговать». При этом население России оставалось относительно бедным, что только подтверждает слабость предпринимательской активности в стране: среднегодовой доход на душу населения к 1910 году составлял 58 рублей, меньше, чем в некоторых балканских странах.

Сравнение с Соединенными Штатами было тогда гораздо более естественным, чем когда-либо после. Капиталистический подъем в США начинается примерно в одно время с Россией, в 60-е годы XIX века, когда в обеих странах практически одновременно будет отменено рабство. И каков результат? В России стоимость произведенной продукции, как добывающей, так и обрабатывающей, едва превышала 3 млрд рублей. В США одна перерабатывающая промышленность давала 27 млрд рублей. (Все эти данные взяты из бюджетных прений в Думах разных созывов. Я привожу их по интересной книге А. В. Пыжикова «Грани русского раскола», которую с удовольствием и рекомендую.) Брежнев на охоте с товарищами