Юна - ВЫСМАТРИВАТЕЛЬ file

И тогда они были готовы, люди были готовы к огромному переходу в новое состояние всемерного текста, где слова копились свободным смыслом, и это было знание. Так они могли перейти, но вторглись какие-то шумы, «испорченные слова», и это были цифры. Цифры заполонили всё вокруг, но цифрами нельзя было любить, дружить, цифрами нельзя было хватать мысли, цифры не заменяли слов.

Цифрам стали подражать: возникли мутанты, словесные больные конструкции, которые разрушали язык. Люди научились лгать самими собой, считали друг друга частью чьего-то мнения, и мягкий узел человеческих противоречий невидимо рос, появлялось незаживлённое место – рот, из которого надо было хитрить. Кто-то обнаружил каузомерное и вовремя укрылся, другой пошёл на поиски великого слова, но то не подавало признаков жизни, тот был посчитан и вышел в абсолютный ноль, так что его просто перестали учитывать.

Незадолго до того, как они превратились в рыбью суету, люди ушли из языка, бросив существительные болтаться на нитках собственных значений. Некоторые сидели как немые, чувствуя, как слово вытягивает их время, бетонирует их сознание (люди, которые стали обывать). Были и глухие, глухие не знали, что такое разговор, давились глаголами и грызли их. Чудо, которое валялось у всех на виду, добавочная атмосфера – это был язык, но они его не нашли.

Человек, который дошёл до своего предела. Обессмысливание реальности – вот что он хотел прекратить, продвигаясь мыслями от начала времён, объясняя через буквы, через лампион, внутри которого он ходил. В промежутках между остановками появлялся какой-то предмет, как и водится: золото, золотой. Слизь блестящего солнечного света, затвердевшая под их взглядами: каждый бы желал получить. Когда тота ещё не приравняли к нулю, света было столько, что люди задумались – где же им хранить всякий свет, и так появилось золото, материя света, как всевышнего разделали на множество частей и раздали по кошелькам. Золото – застывшая духовность, свет, который можно было потрогать, твёрдый свет как главная предметность этого мира, защитная оболочка, и многие останавливались тут, думая, что дальше уже и нет ничего, но дальше была мысль: где человек добывал своё содержание? Люди оказались фиктивны, но бумажный лампион никуда не исчез. Бумажный лампион – это идеал, месторождение света. От его восприятия зависит, горит он сейчас или не горит. Лампа для чтения – магический свет, под которым человек выращивает себя. Лампион нельзя найти иначе, чем подойти к нему наиболее близко. Человек, который искал лампион, нашёл свою идею о нём: бумажный лампион – это единственная субстанция, которая копит… Золото тут ни при чём. Мир начинает восприниматься фрагментарно, как человек, моргающий реальностями, смотрит, но бумажный лампион как непрерывный взгляд, это суперглаз, и через этот взгляд происходит транслирование мира.

…Мысль прошла по своей оси и вернулась в слово. Это был текст, монолит текста, длинный, сплошной, и вот-вот придавит – до всхлипа, до несвободы, но если кому-то захотелось дальше пройти, нужно было справиться; монолит, гигантское образование, которое надо было прочитать, – это защита от незваных гостей. И нашедший почувствовал, как дыхания не хватает, голова боролась за неподъёмный кусок, но лишь усилием можно было ухватить, поэтому он напрягся и начать тащить это внутрь, как по родовым путям тащил, стараясь не убить, но текст трагически погибал, и становилось понятно, что человек, который подошёл сюда, не может прочитать его сам; и что-то крутилось на языке – ибога, ибога , что-то крутилось на языке, и вскоре он догадался, как поступить. Тщательно собрал воспоминание, заложил этот камень в своей памяти и вышел прочь.

*******

Двое сидели, белыми кольями вбиты, на краешке крыши, как гошки, и разговаривали. Они сидели на крыше, надкрышные, сидели и смотрели на небо, которое крышами поросло, которое слыло небом, и так это было понятно всем, но потом кто-то подумал, что этого недостаточно, и в небо начали думать, чтобы как-то украсить, начали думать в небо, и так много они понадумали, что вскоре небо не выдержало и перевернулось на другой бок.

– Ты чувствуешь?.. Каждую секунду кто-то думает этот мир. Это усилие во всём: как раскрываются цветы, как живёт ветер, как прячется тень при развороте головы, как рождается солнце, как рождается человек – импульс мысли выталкивает его в это пространство, где все вокруг думают друг друга, и многие нитки, на которых подвешены предметы и дома, – это силовые разметки мыслей, и всё висит так в этом мысленном напряжении… Это и есть жизнь – то, как человек скрепляет себя собственными мыслями, и вот уже рука не отлетит и не укатится голова, если он думает. Это и есть жизненность, которой ты любуешься, – это усилие. Как изо дня в день человек повторяет общее усилие – удерживать настоящее, и многие люди просыпаются и морщат лбы, удерживая настоящее, и если кто-то рядом с ними не морщит лоб вот так, то надо подойти и сказать: а ты, что ли, не держишь? мы все должны держать. Вот в чём жизнь – удерживать настоящее.