На Лавровича надеяться не было смысла. Он был в раздрае.
Марина сначала помогала ему, как могла, потратив несколько месяцев только на терпеливое выслушивание его пламенных речей. Их основным лейтмотивом была недопустимость побега от проблем, из которой вытекала недопустимость легкомысленного отношения к жизни. Имя Алисы ни разу не сорвалось с его уст, но она будто выглядывала из-за каждого слова, издевалась и корчила рожи. Лаврович обсасывал ее поступки, рассуждал, вышагивая по комнате и отчаянно жестикулируя.
Марина терпела, иногда поддакивая, и убивала на эти бесполезные разговоры вечер за вечером. Она была ласкова, мягка и всегда доступна, не уходя дальше расстояния вытянутой руки. Переехав в его холодную студию, она развлекала его: варила кофе, играла с ним в консольные игры, готовила киш с лососем. Но Лаврович будто не замечал ее стараний, и в Маринину голову закралось подозрение: не повторяет ли она Алисин путь, усиленно работая еще на трех «работах»: в гостиной, на кухне и в спальне?
Впрочем, в спальне ей напрягаться не пришлось: их отношения были далеки от отношений нежных любовников. Секс случился лишь однажды: Лаврович был вежлив и отстранен, но основательно подошел к поцелуям, касался ее легко, нежно, но безучастно. Акт был профессионально исполнен с обеих сторон, но не принес никому из них удовольствия. Марину не покидало чувство, что он просто стремился закрепить и обозначить ее положение рядом с собой, а она зачем-то сделала ему одолжение.
Упомянутый Анфисой Заваркиной обратный триггер Марина не находила. Она начала сомневаться в том, существует ли он вообще. Алиса заполняла собой все его сознание, и избавить его от этой одержимости не было никакой возможности.
- Почему я не могу лететь в Осло? – кричал он.
Последнее время, не находя ответов на свои вопросы, он срывался на Марине. Пелена мягкости и ласки, которой она прикрывалась от его безумия до сих пор, от агрессивных нападок быстро истончилась и стала бесполезной. Марина чувствовала, что еще чуть-чуть, и Лаврович примется ломать ее: разрушать, подавлять, подчинять, уничтожать ее личность – словом, делать все то, что собирался сделать с маленькой Заваркиной, женившись на ней. Марине стало страшно.
- Как же она терпела его все это время? – тихо удивилась Марина, увернувшись от запущенной в ее голову чашки.
Но она не Алиса. Она будет защищаться.
Сперва она решила прибегнуть к проверенным методам подчинения – медикаментозным. Но Ибатуллин находился под следствием, его лаборатория была опечатана, его экспериментальные препараты были изъяты и проходили экспертизу. Тогда Марина, перелопатив кучу психологической литературы, записалась на прием к психотерапевту, чтобы выпросив у того антидепрессанты. Ее затея провалилась: врач принял ее за наркоманку и вежливо, но настойчиво попросил покинуть его кабинет.
- Видимо, я слишком нормальная, - решила Марина.
Исчерпав свою фантазию и не найдя ничего лучше, она сменила свою приторную нежность на жестокость, схожую с той, с которой она управлялась с движением «Новый век» и сотнями своих подопечных. В конце концов, на Лавровича у нее были почти такой же рычаг давления – видео.
- Ты изнасиловал ее, - сказала она однажды вечером, когда Лаврович снова завел свою шарманку о «недопустимостях», - ты сделал с ней ужасную вещь, и она тебя никогда не простит.
Лаврович бросил на нее больной взгляд и остаток вечера провел, закрывшись в ванной. Марина смогла сделать маникюр, выпить чаю и посмотреть телевизор.
- Она выходит замуж.
- Она тебя больше не любит.
- Ты давно видео пересматривал?
Этими обидными репликами – по одной за вечер – Марина освободила себе почти целый месяц. Но Лаврович адаптировался к этому стрессу: его речи, пестревшие обвинениями, окрасились жалобными интонациями и репликами о возможном скором прощении. Марина поменяла тактику. Она помнила об одном необычайном свойстве Алисы Заваркиной: со временем она забыла нанесенные ей обиды, словно обнуляла счетчик, каждый раз начиная отношения с человеком заново.
- Ты ей не нужен.
- Ты скучен.
- Ты зануда.
Все повторялось: Лаврович уходил в ванную, Марина наслаждалась покоем. Она понимала, что планомерно доводит его до нервного срыва, но в ее положении не приходилось особенно привередничать. Сделка ее тяготила, и она готова была пожертвовать его психическим здоровьем ради своей свободы.
- Возможно, удастся запереть тебя в психушку, - сказала она закрытой двери в ванную, нарезая себе бутерброд.
Читать дальше