Анна Камачо - журнал Космопорт

Диего почти бежал. Не этого он ждал, собираясь на площадь, хотя, чего можно было ждать?

В голове моталась мысль почти кощунственная: а Христос тоже обмочился в последнюю минуту на кресте?

Диего остановился, в раздражении топнул ногой, отгоняя непрошенное.

Хватит! Он сегодня же закончит картину. Спокойствие — самое многозначительное из всех чувств, вот оно и будет на лице юного Иисуса. А больше — ни одного мазка; покрыть картину лаком и передать заказчику.

Вот и дом, ступени, стёртые бесчисленными шагами, дверь, которую привык не замечать, мастерская, где знакома каждая мелочь, а на мольберте — картина, которой он не писал.

— Что за шутки? — вскричал Диего, бросаясь к полотну.

Всё на картине почти как прежде: полутьма под навесом, фигура добрейшего Иосифа, блестящая от пота спина мальчишки, но вместо отрешённо-спокойного лица видны только тщательно выписанные кудри, которыми так гордился покойный Хосе.

Диего уже потянул руку, ожидая почувствовать свежую краску, нанесённую недоброжелателем, пробравшимся в мастерскую, но в этот самый момент юноша медленно повернулся, и на Диего уставились залитые кровью глаза на почерневшем лице трупа.

— Хосе? — выдохнул Диего.

— Разве ты писал Хосе? — спросил висельник.

— Я писал Спасителя, а ты не можешь быть им. Ты слишком молод.

— Это недостаток, который проходит со временем. Вернее, мог бы пройти.

— Хосе наказан справедливо. Он убил двух человек. Если ты впрямь тот, за кого себя выдаёшь, ответь: «Разве ты учил убивать?»

— Мальчишка делал только то, чему учили вы. Он хотел пить вино, портить девчонок, резать глотки соперникам и считаться при том добрым католиком. Вспомни, что он крикнул в последнюю секунду: «Когда я стану тридцатилетним старикашкой, вешайте меня сто раз подряд, а сейчас — не смейте!»

— К чему эти слова?

— К тому, что в той жизни я умудрился стать тридцатилетним старикашкой, а своих детей вы воспитываете так, что их приходится вешать в четырнадцать! Я создал мир, лучший из возможных, и подарил его вам. Я дал вам свободу — величайшее благо на свете. И как вы поступаете со своим миром и своей свободой?

— Ты всеведущий, и знал, что так будет!

— Как ты можешь об этом судить? Если бы я знал всё заранее, то ваша свобода не стоила бы истёртого песо. Это была бы не свобода, а обман. Свободу можно дать, только отказавшись от всеведения, а значит, от всемогущества. Чтобы вы могли быть людьми, я перестал быть богом. И какими же людьми вы стали?

На картине уже не было маски висельника. На Диего смотрело то самое лицо, которое он искал и не мог найти.

— Тогда приди и накажи нас, всех, кто злоупотребил твоей милостью.

— Вы уже наказаны. Второго пришествия не будет, и суд уже состоялся. Мне противно на вас смотреть. Я говорю с тобой, потому что ты единственный, кто сумел разглядеть бога в испорченном мальчишке. Хочешь — считай это карой, хочешь — наградой, но больше такого не будет никогда. Ты можешь изрезать полотно на куски, или переписать картину сотню раз, но не заставишь меня повернуться к вам лицом…

Говорить было не о чем. Диего молча стоял перед распахнутой картиной. Там, в полутьме мастерской, перекликаясь с цветом стружки, сияли золотые локоны, блестела от пота согнутая спина, и неумолчно шоркал рубанок, до немыслимого совершенства выглаживая перекладину креста.

Святослав Логинов родился в 1951 году. Один из наиболее ярких представителей «четвёртого поколения» отечественных фантастов, автор многочисленных произведений, ряд которых вошёл в Золотой фонд российской фантастической литературы. Член Совета по фантастической и приключенческой литературе, Союза писателей России, лауреат Премии им. И. А. Ефремова и многих жанровых премий. Живёт в Санкт-Петербурге, Россия.

Для меня книги похожи на людей. Одни запоминаются как недолгий, случайный сосед по купе, с которым любопытно скоротать время под стук вагонных колёс. Впечатления от других — словно визит к плохому стоматологу, вызывают раздражение и желание побыстрее всё забыть. К каким-то после прочтения возвращаешься хотя бы раз в полгода. Это — старые друзья. Они всегда тебе рады и готовы к умной, интересной беседе. А есть ещё книги, встречи с которыми запоминаешь надолго. Мысли и ощущения, на которые они тебя натолкнули, врезаются в память на всю жизнь.