Unknown - РОТА СТРЕЛКА ШАРПА

- В трактире?

- Если он там есть.

- Должен быть. В монастырь-то я со всем отрядом не попрусь.

Аббатство больше походило на крепость.

- Это то место? – с сомнением уточнил Томас у Роланда.

- Мне откуда знать? Я там не был ни разу.

- Стены высоковаты для монашеской обители.

Рыцарь-девственник нахмурился:

- Святой Жюньен пообещал святому Петру, что его меч будет в безопасности. Вот и монастырь на замок похож.

- Если это, вообще, монастырь святого Жюньена.

Подъехав ближе, Томас рассмотрел, что массивные ворота обители распахнуты настежь. Очевидно, здесь было принято, как и в некоторых других аббатствах, закрывать ворота лишь с последним лучом светила.

- Святой Жюньен покоится здесь, да? – спросил Роланда Томас.

- Если это – аббатство святого Жюньена, то да.

- Значит, «Ла Малис» может находиться здесь?

- Где, возможно, её и стоит оставить, а?

- Я бы оставил. Но Бессьер не оставит. Мало того, он воспользуется ею не для возвеличивания церкви Христовой, а для возвеличивания себя, любимого.

- А ты нет?

Томас вздохнул:

- Я уже говорил тебе, как намерен распорядиться с «Ла Малис». – он повернулся в седле, - Люк! Гастар! Арнальдус! Со мной. Остальным ждать в деревне. И платить за взятое!

Он выбрал трёх гасконцев в спутники, чтобы не обнаруживать перед монахами своей принадлежности к англичанам. Сопровождать Томаса также вызвались Кин, Робби и де Веррек. Не удалось отделаться от Бертильи с Женевьевой, хотя Хью мать согласилась на время доверить Сэму.

- Почему ты не берёшь лучников? – осведомилась у Томаса Женевьева.

- Я хочу расспросить настоятеля, а не пугать его до смерти. Заехать, перемолвиться словечком и убраться прочь.

- В Монпелье ты тоже так говорил. – едко заметила жена.

- Это – монастырь. – буркнул Томас, - В нём – монахи, не солдаты. Пара вопросов, и мы уедем.

- С «Ла Малис»?

- Если она существует, если она здесь, если-если-если. – Томас ударил коня шпорами и помчался к воротам, чтобы успеть до того, как солнце окончательно скроется за горизонтом. Справа от дороги мальчонка с большим псом пас коз. За выпасом через реку был переброшен каменный мост, от которого дорога разветвлялась. Левое ответвление вело в деревню, правое – к монастырю, окружённому чем-то вроде рва, заполненного по каналу водой из реки. К воротам, не спеша, шагали две облачённые в рясы фигуры. Оглянувшись на догоняющих их всадников, монахи приветливо поздоровались, и один из них спросил:

- Вы за паломниками?

Первым порывом Томаса было отрицательно помотать головой, но, мгновенно взвесив в уме все за и против, он решил иначе и кивнул.

- Они прибыли с час назад. Будут рады охране, ведь болтают, что англичане близко.

- Мы англичан не видели. – заверил Томас.

- Всё равно пилигримы будут рады вас видеть. Для паломничества сейчас не лучшие времена.

- А когда они были лучшими? – философски осведомился Томас, въезжая под арку. Стук копыт эхом отдавался под сводами, - Паломники где?

- В обители. – крикнул вслед монах.

- Нас, что, поджидают? – встревожилась Женевьева.

- Не нас. – успокоил жену Томас.

- И кто не нас поджидает?

- Какие-то паломники.

- Послал бы ты всё же за лучниками.

Томас указал ей на трёх гасконцев, Робби и Роланда:

- Не думаю, что нам страшна горстка богомольцев.

Лошади плотно заполнили тесное пространство между стеной и церковью. Соскочив с коня, Томас привычно проверил, легко ли выходит из ножен клинок. Позади со скрипом захлопнулись ворота, и лёг в пазы засов. На фоне слабо подсвеченного небосклона с яркими точками первых звёзд здания монастыря казались чёрными. На подставках между двух каменных домов, очевидно, монашеских спален – дормиториев, горели факелы. Мощёная дорога шла через монастырь к воротам на противоположном конце обители (открытым, как ни странно), у которых тоже было не протолкнуться от осёдланных и вьючных коней. Томас направился к освещённому двумя факелами входу в собор и решительно вошёл в двери. Внутреннее убранство храма внушало трепет и благоговение: яркие фрески на стенах; резные колонны, поддерживающие ажурные своды; золото алтарей. Монахи в чёрных рясах выводили стройно и строго латинские слова псалма:

- …Quoniam propter te mortificamur tota die, aestimati sumus sicut oves occisionis…

- О чём они поют? – шёпотом полюбопытствовала Женевьева.

- «…Но за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обречённых на заклание…»

- Не нравится мне здесь. – поёжилась Женевьева.