- Тебе, приятель, лучше, чтобы это оказался «бодкин», у него наконечник, как шило. Будет больно, зато я выну её раньше, чем ты моргнуть успеешь. Если же в тебе сидит зазубренный, для мяса, мне придётся попотеть, а тебе – поплакать. Готов?
- Шильо? – повторил граф английское слово, находясь, похоже, на грани обморока.
Английский он через пень-колоду разумел и общий смысл монолога Сэма уловил.
Лучник показал ему стрелу:
- Это – шило, бодкин. Стрела для доспехов.
Стрела имела тонкий, похожий на иглу наконечник. Сэм постучал по второй стреле, от треугольного острия которой отходили два зубца:
- А эта – для плоти. Ну, что, посмотрим, Твоя Милость, которую ты угадал?
- Мой собственный лекарь вылечит меня! – в ужасе воззвал граф к Томасу.
- Как угодно. – хмыкнул Томас, - Сэм, древко обрежь и перевяжи.
Лучник взялся перепиливать торчащую из телес графа часть стрелы, и толстяк заверещал. Томас подъехал к телеге, в которой скрючился Виллон, нагой и окровавленный. Томас спешился, привязал коня к оглобле и позвал изувеченного пленника. Тот не отозвался. Томас залез в телегу, перевернул бывшего противника. Мёртв. На дно телеги натекло с пару вёдер крови. Томас спрыгнул на обочину, кривясь, обтёр сапоги о бледную травку. Графиня Лабрюиллад следила за ним сквозь прутья клетки.
- Владетель Виллона отошёл в мир иной. – сообщил Томас, поймав на себе её взгляд.
- Почему бы вам не отправить ему вдогонку владетеля Лабрюиллада?
- Я не убиваю людей за то, что они должны мне деньги. Только если отказываются платить, - ударом меча он сбил замок и подал руку, помогая графине сойти на дорогу, - Ваш супруг скоро будет свободен. И вы тоже.
- Я никуда с ним не поеду! – с вызовом сказала она и ткнула пальцем в сторону привязанных к верху клетки туш, - Пусть со свиньями спит. Ему-то разницы никакой.
Граф, видя и слыша происходящее, с резвостью, неожиданной для его веса, дёрнулся было схватить изменницу, однако накладывавший на его бедро повязку из разорванной на полосы рубахи убитого Сэм будто невзначай туже затянул концы, и толстяк взвыл, забыв обо всём на свете.
- Прости, Твоя Милость, - добродушно бросил ему лучник, - Ты уж посиди тихонько, пока я тебя бинтую.
Графиня презрительно плюнула в направлении мужа и побрела по дороге.
- Эй, верните её! – завопил Лабрюиллад.
Женевьева тронула графиню за плечо, что-то спросила и подошла к Томасу:
- Что с ней-то намерен делать?
- Я? Я ей ни сват, ни брат, чтобы что-то с ней делать. С собой взять мы её не можем, если ты об этом.
- Почему не можем?
Томас вздохнул:
- Когда мы закончим здесь, поедем в Матаме. Возможно, придётся драться. Она – не воин, следовательно – обуза.
Женевьева улыбнулась уголками губ. Посмотрела на арбалетчиков, рассевшихся вдоль опушки северной рощи. Оружие они так и не достали.
- Ты зачерствел, Томас.
- Я солдат.
- Ты был солдатом, когда мы с тобой встретились. – тихо заметила Женевьева, - Ты – солдатом, а я – приговорённой к смерти еретичкой. И ты меня спас, не глядя на то, что я – не воин, следовательно, обуза.
- Она всё осложнит. – раздражённо буркнул Томас.
- А я разве не осложнила?
- Ладно. И что мы будем с ней делать?
- Уведём прочь.
- Прочь от чего?
- От борова, считающего себя её мужем. – горячо сказала Женевьева, - От будущего в занюханном монастыре! От измывательств засушенных монахинь, завидующих её красоте и юности! Пусть сама распорядится своей судьбой!
- Её судьба написана на её прелестной мордашке, - проворчал Томас, - Сеять раздоры среди мужчин.
- Кто-то же должен. – рассудила Женевьева, - Женщинам-то от мужчин достаётся чаще. А я её возьму под крыло.
Томас лишь нахмурился. Красивая, думал он, глядя на графиню. Его люди тоже глазели на неё, не скрывая вожделения, и винить их в том он не мог. За такую и умереть не жалко. Брат Майкл вытащил из-под задней луки графского седла свёрнутый плащ, отряхнул и подал Бертилье. Те улыбнулись ему, и юный монах стал пунцовым от смущения, затмив, пожалуй, густотой оттенка багровые облака на западе.
- Уж в ком-ком, а в желающих взять её под крыло недостатка не будет. – констатировал Томас.
- Тогда я сделаю кое-что ещё.
Женевьева подошла к жеребцу Лабрюиллада, нашла притороченный кривой резак в пятнах крови. Держа его напоказ, медленно подошла к графу. Толстяк испуганно завозился при виде знакомого гнутого лезвия.
- Твоя жена едет с нами. – процедила Женевьева, - Попробуешь вернуть её или как-то напакостить, я своими руками отрежу твоё хозяйство. Медленно отрежу, так, чтобы ты голоса лишился, вопя.
Читать дальше