Unknown - РОТА СТРЕЛКА ШАРПА

Солнце опустилось к самой кромке холмов на западе. До темноты оставался час или около того, хватит перемахнуть перевал и выехать на прямой, как струна, отрезок тракта, ведущий под уклон к воротам Лабрюиллада. Колокола замка будут звенеть вовсю, возвещая сквозь тьму о триумфе Его Сиятельства.

И в этот сладостный миг свистнула первая стрела.

Ле Батар привёл в южные холмы тридцать лучников и двадцать два латника. Остальные поехали на запад с теми из раненых, кто мог передвигаться верхом. Ле Батар вёл полсотни бойцов на утомлённых конях тропами, разведанными в дни подготовки к нападению на Виллон.

Томас прочёл письмо герцога на ходу. Прочёл раз, перечитал другой. Эллекины поглядывали на предводителя, пытаясь угадать по выражению его лица, чего хочет от отряда герцог Нортхэмптон.

- Нас вызывают в Англию? – не выдержал Сэм.

- Нет. – покачал головой Томас, пряча письмо в кошель на поясе, - Какая от тебя польза герцогу, Сэм?

- Никакой. – согласился лучник с явным облегчением.

Ему не улыбалось тащиться к чёрту на кулички, в Англию или Гасконь, чего вправе был потребовать герцог Нортхэмптон от своего вассала сэра Томаса Хуктона. Эллекины зарабатывали на жизнь наёмничеством, и до сих пор все этим были довольны, включая имевшего долю в немалых прибылях отряда герцога.

- Пишет, что летом мы можем понадобиться принцу. – сообщил другу Томас.

- Пока принц Эдуард отлично обходился без нас.

- Летом не обойдётся, если французский король решит поиграть с ним в кошки-мышки.

Принц Уэльский разорил южную Францию, а король Иоанн палец о палец не ударил, чтобы ему помешать. Но французскому королю придётся всё же что-то предпринять, если принц решится на новую «шевоше» ( ”Chevauchee” франц. «вылазка, набег». Прим.пер. ). А решиться тому сам Бог велел, думал Томас. Франция слаба, её союзник – король Шотландии томится в лондонском Тауэре, англичане подмяли под себя Бретань, Нормандию и Аквитанию. Франция сейчас походила на терзаемого гончими оленя.

- А что ещё в письме? – полюбопытствовал Сэм.

- Личное. – коротко ответил Томас и пришпорил лошадь.

Взяв с собой Женевьеву, он отделился от остальных, кивком разрешил приблизиться лишь сыну Хью, путешествовавшему на смирном низкорослом мерине.

- Помнишь бродячего доминиканца, приходившего в Кастильон? – спросил Томас у жены.

- Того, которого ты приказал выкинуть из города?

- Он порол чепуху. – кисло объяснил Томас, - «Ла Малис» - волшебный меч, второй Экскалибур и всё такое…

- Почему ты вспомнил о том сумасшедшем?

Томас вздохнул:

- Потому что вздор, за который я взашей выгнал дурня-монаха, повторяет Билли в своём письме.

«Билли» - так любовно кликали между собой Вильяма Боуна, герцога Нортхэмптона, воевавшие под его знаменем ветераны. Томас развернул письмо и протянул Женевьеве:

- У них в Карлайле объявился другой монах, но несёт он ту же чушь, что нёс наш кастильонский гость о «Сокровище Тёмных паладинов».

- А герцог знает…?

- Что я – потомок одного из них? Знает.

Кто-то звал их «Тёмными паладинами», кто-то «Адскими», кто-то «Проклятыми». Как бы то ни было, все семеро были давно мертвы. Остались потомки, одним из которых являлся Томас.

- Билли желает, чтобы я разыскал пресловутое «сокровище». – скривился Ле Батар, - Разыскал для принца Уэльского.

Женевьева, хмурясь, пробежала глазами послание, благо написано оно было по-французски, на языке английской знати, и прочла вслух:

- «На владевших ею семерых проклятье и вина, ведь лишь владыку всех владык благословит она…»

- Слово в слово белиберда нашего бродяги.

- Ты думал уже, где будешь искать?

Томас был знаком с другим отпрыском Тёмных паладинов – аббатом Планшаром, истинным христианином и человеком, к которому питал безмерное уважение. Аббат Планшар умер много лет назад, но у него, насколько помнил Хуктон, имелся старший брат.

- Есть местечко в Арманьяке под названием Матаме. – произнёс Томас неохотно. Поиски мифического сокровища, взваленные на его плечи герцогом, энтузиазма у него не вызывали, - Думаю, там сыщется ниточка к этой самой «Ла Малис».

- «…Не подведи нас» - прочитала Женевьева последнюю строку послания Нортхэмптона.

- Безумие заразно. – усмехнулся Томас, - Билли, видать, от монаха подхватил.

- Так мы, что, едем в Арманьяк?

- Сначала закончим здесь.

Ибо прежде граф Лабрюиллад должен был узнать цену скупости.

В Париже лил дождь. Затяжной, он размочил грязь и дерьмо, наполнив вонью узкие улочки. Из-под нависающих над ними вторых этажей нищие несмело тянули тощие ладони к веренице въехавших в столицу всадников. Большой город был явно в новинку прибывшим, судя по некоторой робости, с которой взирали они на каменные дома в несколько этажей и редких прохожих. Выглядывавших из окон парижан их реакция не забавляла. Больно грозный вид был у незнакомых бородачей в плащах. Грозный и необычный. Воины с иссечёнными шрамами обветренными лицами, видавшими виды щитами и в чиненых-перечиненых латах, не чета изнеженным франтам, что трутся у тронов магнатов. Бойцы, для которых жизнь людская, чужая ли, своя, не стоила костяной пуговицы. Над их головами развевался стяг с красным сердцем.