Неизв. - Так было суждено

Юля долго не отвечала, а затем еще тише, чем Марина, произнесла:

— Давай я расскажу тебе все тогда, когда поправлюсь…

— Если я доживу до этого момента, — тихонько рассмеялась девушка.

— Просто знай: у нас с ним ничего нет.

Светловолосая облегченно вздохнула. Еще бы: ведь когда она ждала ответа, вся девушка натянулась как струна. Ожидание всегда дается тяжело, особенно если это ожидание ответа на подобный вопрос.

— Хорошо, — прошептала Марина. — Потом, так потом. Я не настаиваю.

— Спасибо…

— Теперь спать, — в голосе послышались строгие нотки.

— Да, спокойной ночи, — Юля положила голову Марине на плечо и спустя пару минут заснула.

Пробуждение было более чем внезапным, более чем необыкновенным, более чем громким и вообще просто более. В комнату бесшабашным вихрем ворвалась Яна. На девушке была расстегнута рубашка, вернее сказать, не до конца застегнута, наспех натянуты джинсы и с грустью натянут один несчастный розовый носок.

Прямо с порога с самым что ни на есть воодушевленным и решительным выражением лица, Яна простерла руки к просыпающейся Марине и недовольно бурчащей что-то под нос Юле — кареглазая хваталась за уходящий сон руками и ногами, ну, думала, что хваталась именно за сон, а в итоге вышло, что за светловолосую; впрочем, Марина была не особо против.

— Ты одежды по спальне швыряла,

Я рыдал, я молил: — Помолчи! —

Ты в ответ то, как сыч, хохотала,

То, как ведьма, вопила в ночи.

Я смотрю, раскаляясь до дрожи,

Как ты жжешь за собою мосты.

О, как хочется, господи боже,

Обругать тебя хлестче, чем ты!

Вспоминаю, как мы распалялись,

Виноваты, грешны и правы,

Как два носа друг в друга вжимались

В двуединстве сплошной головы.

В середине порочного круга

Две прически, как змеи, сплелись,

Две подушки вцепились друг в друга,

Две рубашки в лохмотья рвались.

А о том, как мы зло целовались,

Не расскажут ни проза, ни стих:

Языки наши в узел связались,

Лишь к утру мы распутали их.

О, как страстно, как жутко дышалось,

Но лишь стих опаляющий шквал,

Двуединство с рычаньем распалось

И в два голоса грянул скандал!

Шел скандал двухэтажно и длинно,

Двуедино, двулико и всласть,

Но ругались твоя половина,

А моя – обнажено тряслась.

Взгляд змеи и ни грамма надежды.

— Ну, прощай! — Ты покровы рвала,

И, швырнув мне ночные одежды,

Ты дневных, уходя, не взяла.

И ушла ты, прихлопнув дверями

Все мольбы. Но я местью дышу.

И о том, что творилось меж нами,

В дикой страсти, глухими ночами,

Я еще и не то расскажу!..

Когда сероглазая закончила с чувством рассказывать стих, и когда Юля подбирала с подушки упавшую челюсть, Марина, поправляя на себе футболку, с невозмутимым выражением лица произнесла:

— И тебе доброе утро, Яна. Вижу, с Аней у вас все наладилось, с чем тебя и поздравляю. Даже представить себе не могу, насколько сильно ты замучила бедное дитя, раз у тебя осталось время на то, чтобы выучить стих.

— Охренеть… — только и смогла выдавить кареглазая, которая наконец-то нашла свою бедную нижнюю челюсть.

— Маринка! — кружась в замысловатом шторме чувств, выдала Яна.

Сероглазая была настолько поглощена обуревавшими ее чувствами, что даже не сразу заметила то, что две девушки лежат в одной постели, а когда заметила, так и застыла посреди комнаты с широко раскрытыми глазами. Впрочем, удивление быстро сменилось самой лукавой и плутоватой улыбкой. Стоило открыть Яне рот, как Марина все с тем же выражением лица перебила ее:

— Не надо ничего язвить.

Яна обиженно сдулась, но обида тотчас же прошла, так как счастливые не могут долго обижаться — если они вообще могут обижаться. Сероглазая радостно шлепнулась на застеленную кровать светловолосой и, взлохматив себе и без того торчавшие в разные стороны волосы, стала рассказывать о том, как прошел Новый год в столовой. Конечно же, когда история дошла до того момента, где Аня пошла в душ, Яна красноречиво замолчала, но весь ее потрепанный вид сказал все за нее.

Так случилось, что почти все зимние каникулы Юля проболела и пролежала в госпитале, который примыкал к школе. Марина заходила каждый день, приносила фрукты, соки и вообще все, что так или иначе хотела кареглазая. Девушке было до жути обидно, что ее каникулы проходят именно так, но это было все же лучше, чем ехать домой, лечиться там и быть вдалеке от Марины. Светловолосая иногда заходила даже не один раз в день, а, бывало, и ночевала в палате у Юли, если ей это удавалось и врачи с медсестрами не замечали ничего.