Unknown - prhe

На въезде в Фалнор конвой встретил укрепленный блокпост, по обе стороны дороги возведены бетонные ДОТы, рядом, нацелив орудия в нашу сторону, стоят вкопанные в землю танки Т-80. На стене, вернее ее остатках, дежурят снайперы и пулеметный расчет. Видать, до сих пор боятся нападения вражеских диверсантов. И не только их.

Южнороссийск, остальные города Новой России янки подвергли массированным бомбардировкам и ракетным обстрелам, особенно досталось Владивостоку. От мостов, являвшихся достопримечательностями столицы, ничего не осталось после попаданий нескольких авиационных бомб. Базы Тихоокеанского флота большей частью лежат в руинах, сам флот сильно потрепан. ''Крылатой демократии'' успели хлебнуть и простые люди, звездно-полосатые сволочи целенаправленно били по больницам, объектам гражданской инфраструктуры, это еще унесло жизни почти трех тысяч человек. Только благодаря мощной противовоздушной обороне и довольно многочисленной авиационной группировке противник не вбомбил нас в каменный век. Янки потеряли за десять дней конфликта почти восемьдесят летательных аппаратов различных типов, около сорока процентов своей военной авиации. Неслыханные потери, даже в Иране такого не было.

Вот и ''Зеленая зона'', самое спокойное и защищенное место на многие десятки километров вокруг. Не считая пары глубоких воронок от попаданий авиабомб, здесь ничего не изменилось хотя... Подметающая метелками мостовую бригада эльфов и санхейли, волокущий куда-то два танковых аккумулятора выглядит весьма необычно. Нехватка рабочих рук, видимо нашли альтернативу, нанимая на работу местных.

- Приехали.

- Выгружаемся, народ!

- Будут какие-то дальнейшие распоряжения, тащ сержант? - спросил Гроссман

- Никаких. Отдыхаем. Мы заслужили.

Бойцы разбрелись в разные стороны по своим делам, мы же вместе с Бродским направились в казармы.

Юра? Костя? - на пороге особняка появилась Сирена в земной одежде: футболка, джинсы и пляжные сланцы. Все бы ничего, если б не болезненный вид алави. Об этом отчетливо говорят мешки под глазами и кожа, приобретшая нездоровый серый оттенок. - Я рада, что вы живы!

Алави бросилась ко мне и крепко обняла.

- Война закончилась.

- Я знаю, слушала ваше радио...

- Сама то как? Хвораешь?

Скорчив печальную мину, Сирена молча кивнула.

- Что случилось?

- Иссушающая сила из вашего родного мира пагубно влиять на меня. Очень. Я не могу излечить или приостановить болезнь. И даже ваши врачи бессильны. Юра, я умираю...

- Твою мать! - вдруг нахлынула небывалая злость. - Почему ты не вернулась обратно в океан, если нахождение рядом с нами убивает тебя? Ты о чем вообще думала!?

- Тише... не злись... выбор давно сделан. Мы умрем либо... если судьба станет благосклонна, потеряем всю магию и изменимся. Терять нечего...

- Хрен я тебе дам помереть! Усекла? Возможно, есть лекарство...

Если уж тот нанопрепарат раздают направо и налево, включая простых гражданских, тяжело раненных в боях солдат, достать одну дозу для Сирены будет не так уж трудно. Эх, товарищ сержант, сам себя удивил, аборигенка стала мне дороже Ленки, та, что из homo sapiens...

- Ты не понял. Болезнь поражает не только тело, но и душу. Мой свет постепенно угасает.

- Ничего не хочу слышать! Я тебя никуда не отпущу. И не важно, что там у тебя... мы тебя вылечим... Костян.

- А? - откликнулся боец из соседней комнаты.

- Как думаешь, к кому за той нанопилюлей, о которой столько разговоров лучше обратиться? К ротному или комбригу?

- К верховному главнокомандующему.

- Остряк бл...ь, мне не до шуток сейчас.

- Ты же вроде сержант у нас, а не я. Вроде как больше рядовых знать положено.

- Значит, к комбату пойдем.

Подполковника Коваленко удалось застать в штабе, комбат что-то активно печатал на ноутбуке. Вряд ли сейчас он станет слушать меня, поскольку сильно занят бюрократией в связи с возвращением в Южнороссийск. На столе скопилась едва ли не полуметровая кипа различных документов.

- Что у тебя, сержант? Выкладывай.

- Товарищ подполковник, может, вы помните Сирену... которую я на берегу нашел.

- Еще бы не помнить. Такое вряд ли забудешь.

- Она больна и умирает... говорит, ей ничего больше может помочь.