Unknown - i af522bf4bbc33ae4

Я не жду того, что буду спать спокойно в одной комнате с Джесом, но выходит наоборот. Это первая ночь с тех пор, как я вернулась из Кенсингтона, когда я не просыпаюсь в пропитанных потом простынях. Вместо этого я просыпаюсь спокойно, когда лучи солнца проникают в окно. Я смотрю на телефон - я спала с ним под подушкой, на всякий случай. Вообще-то я точно не уверена в том, что думала, могло произойти. Уже за десять часов утра.

Я поворачиваюсь, ожидая увидеть дремлющего Джеса в кровати на другой стороне комнаты, но его кровать пуста, простыни едва помяты - словно он вовсе там и не спал. К этому времени мои родители уже не будут спать. Они обнаружат, что я пропала. На моем телефоне пять пропущенных вызовов. Возможно, они звонили Фионе. Может быть, звонили в полицию. Может быть, они упрекают себя. Может быть, они слишком обеспокоены, чтобы что-то делать, но расхаживают по дому взад и вперед, гадая, куда я пропала на этот раз. Я не могу позвонить домой - они будут задавать слишком много вопросов, если услышат мой голос с другого конца линии.

Чувствуя вину, шлю родителям e-mail - просто чтобы дать им знать, что я в порядке и скоро вернусь домой. После отправки сообщения, выключаю свой телефон. Я не потрудилась одеться. Я даже обувь не надевала. Скручиваю низ пижамы, в которой спала, в футболку. Снаружи свежий воздух, светит солнце, но воздух кажется тяжёлым, зловещим, словно небо может расколоться в любой момент. Конечно, я понимаю. Как и говорил Джес, надвигается шторм. В конце концов, не будет большой волны без бури.

Я не удивляюсь, когда вижу его грузовик на стоянке точно там, где он оставил его прошлой ночью. Одной из его досок нет. Он на пляже. Думаю, я знала это с того момента, как проснулась. Эти волны плохие, даже я это вижу. Маленькие и порывистые, их края не скручиваются, когда они ударяются о берег. Но Джес покорил большинство из них, поворачиваясь и свистя, резко ударяясь доской, катаясь по краю волны, крутясь, как балерина, и пригнувшись, как тигр.

Он заметил меня, наблюдающую за ним и помахал, позволяя потоку вернуть его к берегу.

— Ты не должен останавливаться, — говорю я, пока он идёт ко мне, устанавливая доску на бедре.

— И тебе доброе утро. — Он вставляет доску в песок.

— Верно, — говорю я, качая головой. — Доброе утро.

— Ты кажешься удивлённой, — говорит он, стряхивая солёную воду с волос. Влажными они выглядят угольно-чёрными.

— Удивлённой?

— Видишь-ли, даже у жалкого наркоторговца, вроде меня, есть хорошие манеры.

Я покраснела, складывая руки на груди. У Джеса есть способность заставить меня чувствовать себя плохим парнем. Может, я им и являюсь; он ничего мне не должен, но всё-таки пришел к моему окну прошлой ночью и привел меня сюда.

— Даже у таких людей, как я, есть родители, знаешь ли. Мои научили меня говорить "спасибо" и "пожалуйста", как и твои.

Я не отвечаю. Трудно поверить, что у него в детстве могло быть всё то же, что и у меня.

— Иди сюда, — говорит Джес, спускаясь на пляж спиной к отелю. — Я хочу показать тебе кое-что.

Иду следом за ним. Песок липнет к низу пижамных штанов, и ветер проникает через футболку, заставляя дрожать. Пляж очень маленький - всего в нескольких ярдах отсюда вода встречается с горами, холмы усеяны домами. Несомненно, владельцы платят высокие цены за вид - океан с одной стороны, а горы с другой.

Джес останавливается и указывает на большой дом вдалеке, расположенный на высокой горе. По крайней мере, в три раза превышающий размер стеклянного дома. Весь дом Джеса в Кенсингтоне можно вместить внутри этого. Но, в отличие от других домов на холме, в нём нет огромных стеклянных стен, выходящих на океан. Только нормальных размеров окна, выглядывающие из-под испанской черепичной крыши, словно тот, кто строил этот дом, не оценил всего вида.

— Видишь этот дом? — спрашивает Джес.

— Невозможно не увидеть этот дом, — говорю я. — Можешь себе представить, что пришлось срубить все деревья вокруг, чтобы построить его? Знаешь, что им, наверное, пришлось пробить дороги в гору, чтобы просто сюда попасть?

Джес кивает.

— Могу представить, — говорит он. — Я провёл все своё детство воображая об этом.

Я щурюсь в солнечном свете, поднимая руку, чтобы прикрыть глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Вот где я вырос, — говорит он.

— Вот где ты вырос? — повторяю я, желая, чтобы мой голос не звучал так недоверчиво, но Джес только смеётся.

— О, да, — отвечает он. — И я узнал гораздо больше, чем мои "пожалуйста" и "спасибо". Я узнал как держать вилку для салата и нож для стейка, как есть суп и пить холодный чай каждый день в четыре часа вечера, всё вовремя.