- Олаф Великолепный! - заорали с другой стороны. Чуть потише, но тоже вполне оглушительно.
Рослый белокурый красавец - пленный бьёрнландец. С другого помоста по ту сторону безумия приветственно машет толпе. Та радостно взорвалась новыми воплями.
Его товарищи плебс игнорируют. Но Олаф, похоже, наслаждается славой. Что ж - есть и такие...
Да заканчивайте уже с этим скорее! Убивайте кого хотели, гоните нас на арену и убирайтесь к змеям до завтра!
- Господин Анри Отважный! - тот самый стражник. - Вас зовет в ложу господин генерал Поппей Август.
- Вот как? - Тенмар зло усмехнулся. - Это приглашение или приказ?
- Приказ, господин гладиатор.
Ну что ж. Если не пойти - "господин генерал", чего доброго, вызовет в ложу не только "господина Анри Отважного". Еще и Сержа.
Тенмар взглядом указал Вальдену на мальчишку. Жан чуть заметно кивнул в ответ.
Корнет - бледнее мела. А Ревинтер вот-вот в обморок грохнется.
- Капитан Николс, вы за старшего! - резко бросил ему Анри, чтобы встряхнуть.
Помогло бы - будь Роджер Ревинтер настоящим военным. А так - лишь привычно вздрогнул. И потерянно кивнул.
Поппей Август выделил для Тенмара место справа от себя. Увы, отсюда отлично видно не только толпу, арену, помост с эвитанцами и помост с Олафом.
Еще и самого генерала. Облизнувшего губы, когда юного смертника подтащили к столбу. Рывком сорвали тунику, прикрутили. Подступил мясник с кнутом...
В уголках губ Кровавого Пса показалась слюна. Анри от отвращения чуть не передернуло.
Вальден что-то втолковывает Сержу. Тот явно не слышит. Или не слушает.
А "оставленный за старшего" Роджер изображает статую. Даже не бледную, а мраморно-серую.
Чтобы не смотреть на арену и генерала, Тенмар перевел взгляд на Олафа. Тот хоть красоток из толпы выглядывает, а не казнью любуется.
- Хороша! - протянул Поппей. - Но глупа. Женщины - как цветы. Красивы и недолговечны...
Змеев садист уже сообщницу жертвы разглядывает, чтоб ему!
Третий помост оцеплен стражей. Закутаны в одинаково белые покрывала жрицы-виргинки. В их кругу дрожит приговоренная грешница.
Ее зовут Юлией. Невысокая, хрупкая, лет четырнадцати-пятнадцати. Столько же было в безумную весну Ирии Таррент.
Но Ири - львица. А Юлия кажется ланью - до безумия перепуганной.
Белая туника, распущенные золотистые волосы, бледное личико. Ни платка, ни покрывала. Их не полагается отвергнувшей церковный закон преступнице. Сегодня в последний раз видевшей восход солнца...
На заплаканном лице - огромные, отчаявшиеся глаза. Плачущая женщина редко бывает красивой. Но это не о Юлии.
Более чем ясно, почему приговоренный рискнул жизнью. Ради таких глаз...
Но вот зачем - еще и ее жизнью?
Что-то здесь не так! И это "что-то" пронзительно жжет рассудок. Не хуже свиста кнута на арене. И сладострастного воя озверевшей толпы...
Понятно, почему Юлия не смотрит на арену. Если там убивают ее любимого...
Девушка - вовсе не хладнокровна. Она плачет, бросает отчаянные взгляды на ложи с патрициями. Безмолвно молит о пощаде.
Нашла кого просить, девочка...
Она плачет, но не вздрагивает при свисте кнута. Самого Анри прожигало бы до костей - умирай сейчас на арене дорогой ему человек.
Да любого прожжет - на месте Юлии!
Но виргинка оплакивает лишь себя. Не того, кто сейчас гибнет. За то, что рискнул ее полюбить...
Полюбить?
Тенмар только сейчас вспомнил, что приговоренный так ни разу и не обернулся - к той, за кого умирает. Ни когда его волокли, ни когда привязывали.
Погибающие за свою любовь юноша и девушка вели себя как чужие...
Они и есть - чужие.
Ложа с патрициями. Соседняя с поппеевской. Именно с нее не сводит умоляющий взгляд Юлия...
Марк Сергий Виррин смотрит одинаково бесстрастно. И на умирающего на арене мальчишку - раба или вольноотпущенника, и на приговоренную к мучительной казни девушку...
- Анри, не отвлекайтесь! - хохотнул Поппей. Как никогда прежде заслуживающий свое прозвище. - Этот дурак умрет не сразу! Скоро он будет не кричать, а хрипеть. Потом мы увидим цвет его костей, а потом...
- Прекратите! Сволочи, гады, мерзавцы!.. - Серж бешено забился в руках схватившего его за плечи Вальдена.
Николс шагнул к ним, что-то быстро проговорил. Перехватил мальчишку - буквально принял "из рук в руки". Резко прижал к себе.
Лицо Роджера - бледнее мела. Или смерти. Из прокушенной губы течет кровь. И сейчас он кажется много старше Сержа...
Десятков несколько плебеев отвлеклись от арены - на крик гладиатора. И теперь обрадованно взвыли.
Читать дальше