Unknown - i e8c15ecf50a4a624

Только левые депутаты заклеймили законопроект с подлинно демократических позиций.

Трудовик-крестьянин Рожков в заключение своей речи воскликнул: «Мы шлем наш дружеский и горячий привет финляндскому народу... и протестуем против данного за­конопроекта». Другой крестьянин-трудовик, Кропотов, зая­вил: «Большинство крестьян Российской империи на своей шкуре переживают гнет правительства, и, следовательно,

крестьяне не могут желать какому бы то ни было народу гнета, а тем более свободному народу финляндскому» [177].

Из выступлений социал-демократов наиболее сильной была речь Покровского. «Теперь вы,— делал он свой глав­ный вывод,— снова беретесь за финляндцев. И русский на­род, и его боевой авангард, рабочий класс, еще раз подает братскую руку финляндскому народу для общего дела ос­вобождения от политического гнета. Не здесь решится финляндский вопрос, он решится народной борьбой!» [178].

В. И. Ленин посвятил законопроекту специальную статью «Поход на Финляндию». Разоблачая в ней не толь­ко царизм, но и кадетов как националистов и мнимых дру­зей Финляндии, а также финляндскую буржуазию, В. И. Ленин писал: «Придет время — за свободу Финлян­дии, за демократическую республику в России поднимется российский пролетариат» [179].

Сам по себе закон 17 июня 1910 г. не имел непосредст­венных практических последствий. Его значение состояло в том, что он являлся «законной» основой для принятия законопроектов, конкретно затрагивающих тот или иной пункт из указанных в перечне. Дума успела принять не­сколько таких законов (об «уравнении» прав русских граждан, проживающих в Финляндии, с финскими, юб уп­лате финляндской казной 20 млн. марок взамен отбывания финскими гражданами воинской повинности и др.). Пра­вительство и Дума и на этот раз очень торопились. «Контр­революция в России,— писал В. И. Ленин,— спешит вос­пользоваться полным затишьем у „себя дома и, чтобы воз­можно больше отнять из финляндских завоеваний» [180].

Однако все принятые антифинляндские законы и про­екты остались на бумаге. Их осуществлению помешал но­вый революционный подъем, достигший кульминации в 1912—1914 гг. Разразившаяся затем мировая война соз­дала для решения финляндского вопроса · уже принци­пиально иную ситуацию. Вторая «бобриковщина», таким образом, провалилась так же бесславно, как и первая. Польский вопрос. Чрезвычайно важное место в политике царизма и буржуазии занимал польский вопрос. Всегда

сложный и острый, он продолжал оставаться таким же и в третьеиюньский период. Помимо таких причин, как ре­волюционное и национально-освободительное движение, большую роль играла и связь польского вопроса с ближне­восточной политикой и с украинским вопросом.

Активная ближневосточная политика царизма была возможна лишь под лозунгом славянского единства, воз­главляемого Россией. Однако такой лозунг было трудно осуществить, когда на глазах у всего славянского мира ца­ризм у себя дома травил и преследовал родственный сла­вянский народ — поляков.

Третьеиюньский закон резко сократил польское пред­ставительство в Думу. При обсуждении правительствен­ной декларации вторая речь Столыпина изобиловала рез­кими нападками в адрес поляков. С трибуны Думы и на страницах правооктябристской печати не прекращались антипольские выступления. Ненависть октябристов к по­лякам объясняется ненавистью московских текстильных фабрикантов к своим лодзинским конкурентам, она имела под собой, так сказать, «хлопчатобумажную основу». Пра­вооктябристский лагерь выдвигал против польских поме­щиков и буржуазии два основных обвинения: стремление к автономии, как к первому шагу воссоздания польского государства, и эксплуатация и полонизация «русских», т. е. белорусских и украинских, крестьян польскими по­мещиками и католической церковью.

На самом деле положение было несколько иным. В пе­риод первых двух Дум польское коло действительно тре­бовало автономии Царства Польского и внесло соответст­вующий законопроект в Думу. В третьеиюньский период польские помещики и буржуазия отказались от лозунга автономии и встали на путь «реальной политики», ограни­чив свои требования введением земства и городского са­моуправления в польских губерниях, суда присяжных и польского языка в школе и выражая полную готовность тесного и лояльного сотрудничества с царизмом. Именно такую политику вело в III Думе польское коло, состояв­шее в большинстве из народовцев (национал-демократиче- ская партия), которых В. И. Ленин характеризовал как польских октябристов. Устами одного из его членов было заявлено, что автономию до времени надо «повесить на вешалку» и заняться достижением возможного. Для де­монстрации такой политики коло зачастую голосовало с