Unknown - i e8c15ecf50a4a624

Столыпин, конечно, «вполне согласился» с соображе­ниями Коковцова и Васильчикова 43.

Большинство правых и других крестьян не трудовиков высказалось в духе законопроекта 42-х.

Крестьянин М. С. Андрейчук начал свое выступление следующим образом: «Обсуждая закон, созданный указом 9 ноября, я его приветствую». «Но,— продолжал он,— я хочу обратить внимание на кое-что другое. Наш уважае­мый докладчик в своем докладе подчеркнул, что если при­нять этот самый закон 9 ноября, то этим разрешится аграр­ный вопрос; по-моему, совсем не так. В аграрном вопросе должны быть разрешены еще многие другие стороны, так как не суть важно, что острота явилась в аграрном вопросе от 9 ноября, а суть важно и остро это безземелье и малозе­мелье крестьян». Если человек голоден, он все равно будет кричать, что хочет есть. Поэтому необходимо «частичное отчуждение» 44. Так же выступил и Я. С. Никитюк. «Этот закон,— говорил он,— я приветствую, но я еще больше его приветствовал бы, если бы у нас была правда, если бы вместе с этим законом наделялись землей безземельные и малоземельные... Пусть нам отдадут... ту землю, которою мы пользовались еще в 40-х годах. Нас обманули в 1861 г. [141][142][143][144] при наделении землею (рукоплескания слева)... Говорят: у вас есть земельные банки; пусть они вам помогают. Да, верно, есть. Кому же они помогают? Помогают только тем людям, которые более состоятельны и которые уже имеют землю», а бедному даже ссуды не выдадут[145].

Лейтмотивом всех выступлений крестьян был этот двусторонний тезис: указ надо принять, но земельного во­проса он не решает.

«Указ 9 ноября,— говорил Ф. Т. Шевцов,— конечно, нужно принять... Но, гг., указом 9 ноября, опять я говорю, мы не ублаготворим народ. Народ, я повторяю, ожидал вовсе не указа 9 ноября, он его и не ожидает; он ожидает не разделения наших земель, которые у нас есть, он ожи­дает каких-либо источников наделения крестьян землею... Поэтому я говорю, что про этот указ 9 ноября я упоминаю с болью в сердце; он нужен и вовсе не нужен, он так, на воздухе... он идет сам по себе...» Мы здесь должны «уста­новить такой закон, который все-таки наделил бы беззе­мельных и малоземельных крестьян землей». «Без этого, гг., никогда вы не дойдете до мирного и спокойного, так сказать, состояния (рукоплескания слева и голос: слу­шайте, господа правые)»[146].

Крестьянин С. И. Сидоренко заявил: «Закон 9 ноября хорош, потому что як будет право собственности, так мож­но и одобрение получить, но что касается малоземелья и безземелья, то пока не будут удовлетворены безземельные, до тех пор не будет у нас, по России, спокойствия» [147].

Пора перестать говорить об указе и принять его, так начал свою речь В. Г. Амосенок. «Каждому из вас извест­но, кому полезен закон 9 ноября. Закон 9 ноября полезен крестьянам, имеющим достаточное количество земли... Вот поэтому я не могу не выразить правительству свою бла­годарность от имени таких крестьян Витебской губ. и от себя лично за инициативу и проведение в жизнь закона 9 ноября». Но безземельным он совершенно бесполезен, а малоземельным также не поможет[148].

Приведем еще одно выступление. «Закон 9 ноября вполне ясен и понятен,— говорил Г. Ф. Федоров.— С од­ной стороны, нельзя не признать закона 9 ноября, но с

другой — нельзя голосовать за этот закон потому, что в нем ничего не сказано о тех безземельных и малоземельных, которые, в случае принятия указа 9 ноября, останутся со­вершенно без земли и будут выброшены на произвол судьбы» 49.

Сравнивая речи кадетов и крестьян, В. И. Ленин писал.

«Сопоставьте с этим речи крестьян. Вот вам типичный правый крестьянин Сторчак. Он начинает свою речь вос­произведением полностью слов Николая II о „священных правах собственности 44, недопустимости их „нарушения 44и т. д. Он продолжает: „дай бог государю здоровья. Он хо­рошо сказал для всего народа... 44. Он кончает: „А если ска­зал государь, чтобы была правда и порядок, то, конечно, если я сижу на 3 десятинах земли, а рядом 30 000 десятин, то это не есть порядок и правда 44!! Сравните этого монар­хиста с монархистом Березовским. Первый — темный му­жик. Второй — образованный, почти европеец. Первый наивен до святости и политически неразвит до невероятия. Связь монархии с „порядком 44, т. е. беспорядком и неправ­дой, охраняющими владельцев 30000 десятин, для него неясна. Второй — знаток политики, знающий все ходы и выходы к Витте, Трепову, Столыпину и К°, изучавший тонкости европейских конституций. Первый — один из миллионов, которые маются всю жизнь на 3 десятинах и которых экономическая действительность толкает на мас­совую революционную борьбу против 30 000-чников. Вто­рой — один из десятков — самое большее: из сотни тысяч помещиков, желающий „по-мирному 44сохранить свое „культурное хозяйство 44, помазав по губам мужичка. Не­ужели не ясно, что первый может сделать буржуазную ре­волюцию в России, уничтожить помещичье землевладение, создать крестьянскую республику (как бы ни страшило его теперь это слово) ? Неужели не ясно, что второй не мо­жет не тормозить борьбы масс, без которой невозможна победа революции?