Не меньшую активность проявили и польские поме- гцичье-буржуазные партии и организации, причем но только в Царстве Польском, но и в Галиции. В ответ на книгу Францева была издана книга С. Дзевульского «Статистика населения Люблинской и Седлецкой губерний по поводу проекта образования Холмской губернии», приводившая совершенно другие цифры, из которых, конечно, явствовало, что большинство населения, подлежавшего выделению,— польское. Со специальными книгами выступили также лидер партии народовцев Р. Дмовский и руководитель коло Л. К. Дымша. В Галиции было организовано несколько демонстраций, создан «Вечевой холмский комитет» и т. д. Поляки просили заступничества у министра иностранных дел Австро-Венгрии А. Эренталя. В Варшаве был создан так называемый «Комитет национального траура», обратившийся к населению с призывом носить на рукаве траурную повязку, и т. д.
В свою очередь Грушевский требовал выделения Холм- щины, видя в этом «наименьшее зло», но предлагал идти значительно дальше, чем Дума, а именно начать ломку установившихся в крае экономических и правовых отношений, не откладывая это дело на будущее, как планировало царское правительство.
Такая ожесточенность спора во многом объясняется историей холмского вопроса, уходящего своими корнями в глубину столетий. В течение нескольких веков население края подвергалось жестокой эксплуатации со стороны польских панов и не менее жестокому окатоличиванию и ополячению. Огромную роль здесь сыграла Брестская уния 1596 г., заменившая православную церковь греко-униатской. Суть этой церковной реформы сводилась к тому, что вероучение исповедовалось католическое с признанием главенства папы, а обрядность оставалась православной и церковная служба велась на церковно-славянском языке. Однако в дальнейшем и обрядовая сторона подверглась известным изменениям в сторону католицизма. Столетия сделали свое дело, и население привыкло считать новую церковь исконной верой своих отцов. В то же время оно противопоставило греко-униатскую церковь как оплот и щит против натиска католицизма и сумело отстоять свой язык, национальность и культуру.
После того как Холмщина вошла в состав России, начался обратный процесс — процесс столь же жестокого насильственного обрусения, выразившийся в первую очередь в наступлении на греко-униатскую церковь. В 1875 г. это наступление окончилось «добровольным воссоединением» униатской церкви с православной, т. е. насильственным обращением греко-униатского населения в православие. В результате через год после воссоединения число* «упорствующих», как стали официально именоваться отказывавшиеся признать православие, достигло 120 тыс. человек — четверти всех «воссоединенных». «Упорствующие» отказывались вступать в брак, крестить и хоронить по православному обряду. В ответ последовали закрытие униатских церквей, высылка без срока («до* тех пор, пока не раскаются»), насильственное разлучение супругов, систематические крупные штрафы, ведущие к массовой распродаже крестьянского имущества за бесценок с аукциона, и т. д. и т. п.
Спустя 30 лет пришла расплата. После издания указа 17 апреля 1905 г. о веротерпимости за два года около 200 тыс. человек в Холмщине перешло из православия в католичество. «Удержать» в православии, по официально*- му выражению, удалось 300 тыс. человек. То, что не могли сделать века католического натиска, сделал царизм в течение нескольких десятилетий. Позор для царизма был велик и несмываем, и законопроект о Холмщине был порождением слепой ярости и жаждой мести.
Об этом свидетельствует также практическая бессмысленность законопроекта. Новый губернский центр, г. Холм, представлял собой в то время захудалый городишко с 17 тыс. жителей, из которых 7 тыс. были евреи, 4 тыс. являлись католиками и только 6 тыс. было «русских», т. е. православных украинцев. Жители северной части Холм- ской губернии могли попасть в Холм только через Люблин или Седлец. Но главное состояло в том, что в создании новой административной единицы не было никакой необходимости. Это были вынуждены признать даже крайние правые. Марков 2-й заявил, что законопроект о выделении Холмщины «не законопроект, а обложка к законопроекту»,
который «свидетельствует о нищенстве законодательной мысли». Его следует принять «без особой реальной надобности» лишь для того, чтобы разрушить у поляков всякую надежду на возможность «воскресения» самостоятельного польского государства [561].
Читать дальше