Unknown - i d22eb7fa14baa6c4

щеку. Он прав. Я плачу, даже не замечая этого.

− Ты ошибся, милый, я не плачу. Просто, глаза щипет.

− Ты болеешь? - задает вопрос ребенок.

− Нет. Не болею, не беспокойся.

Он кивает.

Так проходит час, а затем и второй.

Я начинаю замечать, что Робин начинает поглядывать на дверь комнаты.

− Что такое?

− Я хочу есть.

− Тогда, вперед. Пойдем. Я могу что-нибудь приготовить.

− Папа... - запинается он и теряется в своих словах.

− Что? - теперь и я уже смотрю на дверь.

− Он работает и нельзя ему мешать.

− А мы и не станем. Идем, - поднимаюсь я с пола.

− Нет. Ты будешь греметь посудой! - останавливает меня Робин, рассуждая как

взрослый человек. Что же с ним сделал Ксандер? В кого он превратил своего сына, закрывшись от него и спрятав свою любовь к нему?

− Не бойся. Пойдем. Обещаю, что папа не станет тебя ругать.

Робин несмело выходит за мной в большой зал. Там тихо и никого. В

противоположном конце есть дверь, которая плотно закрыта, но из-под нее прорывается

полоска света.

− Папа много работает? - отвлекаю я Робина от двери. Он неустанно смотрит на нее.

− Он всегда работает.

− Серьезно?

− Ага! - усаживается с моей помощью на стул сын Ксандера. В ожидании еды он

кладет локти на стол и смотрит на меня. - После того, как мама уехала в далекое

путешествие, то папа работает. Он говорит, что у него много дел и его ждут люди, а я

должен понимать это.

Он повторяет это, словно пластинка, на которую записали определенную нужную

запись.

− Ясно. - моя рука проводит по темным волосам Робина. Он смотрит с осторожностью

и опасением. - Что ты будешь?

− Мне выбирать?

− Конечно!

Робин растерян. Но быстро собирается. Видимо, жизнь с таким отцом как Ксандер

дает о себе знать.

− Тогда... омлет с ветчиной... можно?

− Можно. Все можно! - улыбаюсь я ему. Он уже не так затравленно смотрит на меня и

это радует. Я направляюсь к огромному белому холодильнику, что имеет две створки, раскрывающиеся в разные стороны.

Внутри рефрижератора находятся яйца и ветчина. Там еще очень много зелени,

фруктов. Соки, молоко — все это тоже имеется в огромном наличии.

− Что вы делаете? - слышу я сквозь шипящие звуки жарящегося омлета.

Робин дергается на стуле и поворачивает голову. Я медленно кладу лопатку рядом с

плитой.

Ксандер стоит посреди комнаты и не спешит подходить к нам.

− Я задал вам вопрос. Что вы делаете?!

Либо я поддамся, либо нет. Выбор сейчас за мной.

− Будешь омлет?

− Что? - мой вопрос ошарашивает его. Он на секунду теряется. - Омлет?

− Или ты хочешь что-то другое? Роб попросил омлет и я его готовлю, но тебе могу

сделать... например, салат. Твой выбор? - выжидательно смотрю я на Ксандера.

Он открывает рот и беззвучно закрывает его. Я внутренне ликую. Он молча садится

рядом с сыном. Видимо, и для Робина это новость. Он смотрит на отца, а в его глазах

читается удивление. Ксандер старается не глядеть на сына. Мне это не нравится.

− Омлет, - тихо произносит Ксандер, что я едва слышу его ответ.

− Хорошо. Я поняла.

Дальше все проходит молча, пока я готовлю, а они ждут.

Ксандер не сразу прикасается к моей еде, что я поставила перед ним. Робин

накидывается сразу.

− Не бойся, я не отравила ее.

Робин останавливается и поднимает голову от тарелке, глядя на меня. Я подмигиваю

ему. Он улыбается и молча продолжает свою трапезу. А вот Ксандер злится.

− Ты бы и не смогла отравить, даже если бы того захотела.

− С чего такая уверенность? - сажусь я напротив сына и отца.

− Ты не подвергнешь опасности то, что внутри тебя, - тыкает он вилкой в сторону

моего живота.

− Ребенок, а не «ТО»! - поправляю я его.

− Именно то, о чем я и говорю. Ты хочешь увидеть как оно родится.

Он прав. Я хочу увидеть это, но знаю, что не смогу. Если верить Доку, а ему я верю

больше, чем всем тем, кто окружает меня сейчас, то я не смогу сделать этого. И меня это

убивает.

− Хочу, но не смогу.

− Почему?

− Температура, что нужна для него... она убьет меня.

Ксандер не понимает меня: шучу я или нет. Но я говорю серьезно.

− И давно ты это знаешь?

− Знаю. И давно.

− И как тебе с этим жить? Почему не убрать это?

− Не «ЭТО», а...

− Ребенок, помню. Ты считаешь его таковым, но не я. Так почему не избавилась от

него?

Мне нечего ему ответить. Когда я принимала решение, то толком не понимала почему.

Но сейчас я знаю ответ: ребенок Графа и мой и он будет жить, ради нас с ним. Мысли