Дэвид Годман - Преображающие встречи с Раманой Махарши

Он упал на колени в почитании, со словами: «В том, кого я вижу перед собой, нет ничего от того Венкатараманы, которого я когда-то хорошо знал!»

Бхагаван ответил с улыбкой: «Тот человек давным-давно навсегда исчез».

Потом мой отец объяснил, что не навещал Бхагавана прежде, потому что чувствовал, что не развил достаточного бесстрастия и непривязанности, чтобы приблизиться к такому великому мудрецу.

Бхагаван ответил: «Вот как? Ты как будто одержим заблуждением, что достигнешь этого в далеком будущем. Если ты признаешь свою истинную природу, Атман, то к чему она может быть привязана? Бесстрастие – наша истинная природа».

Поскольку здания ашрама ремонтировались, Бхагаван жил в большом каменном мантапаме через дорогу от ашрама. Туда преданные приходили к нему на даршан, но во время еды все перемещались обратно через дорогу и обедали под тенью огромного дерева манго, растущего на территории ашрама. Воду из ашрамского источника держали в больших горшках под этим деревом, так как это было самое прохладное место в окрестности. Во время еды мы наслаждались тенью дерева и милостью Бхагавана, подобно прохладному бризу рассеивающей наши сомнения.

Бхагаван посоветовал мне заниматься беспрерывной джапой, днем и ночью, кроме часов сна. Он также поощрял меня изучать его работы. Впоследствии я изучал «Шри Рамана Гиту» в его присутствии, упиваясь сутью каждого ее стиха. Кроме того, мне посчастливилось слушать, как Бхагаван разъясняет значение своих гимнов Аруначале. Это происходило в очень неформальной атмосфере. Во время его утренних и вечерних прогулок я следовал за ним и слушал, как он подробно разъясняет значение каждого вдохновенного стиха.

Однажды рано утром, когда рядом с Бхагаваном больше никого не было, он предложил мне пойти вокруг Аруначалы и вернуться прежде, чем другие смогут заметить его отсутствие. Он повел меня лесной тропинкой и предложил для обсуждения в дороге «Гимн во Славу Дакшинамурти» Шанкары. Мы шли быстро, и за три часа закончили обход. В конце мы посидели у Пандава Тиртхама, расположенного к востоку от ашрама. В первые годы Шри Раманашрама Бхагаван имел обыкновение купаться в нем.

Не скажу, что понимал все, что Бхагаван говорил, объясняя смысл гимна. Мне было достаточно того радостного духовного волнения от того, что оказался один в его компании.

Утром после сорок третьего джаянти Бхагавана мое внимание привлекла блистательная личность, выделявшаяся среди преданных. Это был, как я узнал, Кавьяканта Ганапати Муни. Я сразу же увидел, что это не просто ученый человек, но также поэт и тапасвин. Его широкий лоб, яркие глаза, орлиный нос, обаятельное лицо с бородой и мелодичный звон в его голосе – все это говорило о том, что он риши , которого можно ставить в один ряд с самыми выдающимися ведическими провидцами. Так как Бхагаван считал, что мне будет полезно у него поучиться, мне вскоре предоставился случай познакомиться с ним.

Я выучил наизусть, еще до приезда к Бхагавану, три части известной «Тайттирия-упанишады», которые в настоящее время поются каждое утро перед самадхи Бхагавана. Когда я выразил Бхагавану свое желание изучить смысл этой упанишады, он направил меня к Ганапати Муни, больше известному как Наяна, жившему тогда в пещере Дерева Манго на восточном склоне Аруначалы. В этой пещере Бхагаван жил в летнее время в ранние годы его пребывания на горе. Это было прохладное местечко, расположенное в тени большого дерева манго, и с чистым ключом немного выше. Я подошел к пещере и стал ждать. Через несколько минут вышел Муни. В его присутствии и во всей атмосфере ощущалось благоухание тапаса . Посидев перед ним в тишине несколько минут, я попросил у него объяснить отрывок из «Тайттирия-упанишады», который передает в себе опыт мудреца Трисанку. Он начинается с «Ахам врикшасья рарива» и означает «Я – сила, действующая за Древом Существования». Наяна дал настолько ясное объяснение, что я решил, что нет необходимости задавать ему дальнейшие вопросы. Каждое слово, исходящее из его уст, обладало ясностью и праведностью священных писаний.

И хотя он был великим ученым и тапасвином, он направлял к Бхагавану всех, кто приходил к нему, со словами: «Учеба у него из первых рук имеет особый эффект». И Бхагаван, со своей стороны, обычно посылал к Наяне тех, кто подходил к нему с вопросами о традиционном богослужении, поскольку тот был общепризнанным авторитетом в этом предмете. Таковы были отношения между Учителем и его именитым учеником. У меня было много возможностей убедиться в особом отношении Бхагавана к этому образованному поэту-ученику, с самой ранней юности посвятившему всю свою жизнь тапасу.