Но вокруг так шумно, что сигнал плохо слышен даже из салона -- что уж говорить о пилотах. Все равно, что пытаться петь перед многотысячной аудиторией без микрофона. Тогда Арт меняет тактику и принимается моргать фарами, но только зря дергает ручки -- аккумулятор разбит.
Первая удар снаряда проминает крышу с задней стороны. За ним следуют второй и третий -- на кожаном потолке "Хаммера" вспухают овальные бугры.
Однако что-то не так... В буграх нет отверстий -- в салоне нет пуль. Тогда я понимаю, что это не снаряды, а следы человеческих ног.
14:37
Сквозь тонированное окошко люка я вижу того, кто запрыгнул к нам на крышу. Это Женя. Он стоит там, голый по пояс, и раскручивает над головой промокший от дождя свитер. Обнаженный торс цвета рассольного сыра обтекают розовые струи, длинные мокрые волосы обрамляют лоб рваными фестонами. Он что-то кричит, это видно по движению губ и натянутым сухожилиям на шее. Слов не разобрать, но это неважно -- как и мы, пилоты вертолета тоже не слышат их. Главное, чтобы они увидели человека, способного говорить -- "прокаженные" речью не владеют.
И они видят. Через несколько секунд обстрел "Хаммера" прекращается. Турель отводят в сторону, вертолет зависает в воздухе огромной черно-серой птицей, почти неподвижно, как бы раздумывая...
Во мне зажигается глупая надежда. Я почти готов открыть люк и выскочить на крышу к брату, уверенный, что вот сейчас нам спустят спасательную лестницу. Мое настроение разделяют остальные пассажиры "Хаммера". Вижу ожившее лицо Арта. Сзади слышится нервный смех Евы. Витос облегченно выдыхает, тихо матерясь.
Эта надежда, глупая и наивная, как все несбыточные надежды, тает на глазах, когда вертолет дает крен влево и снова включает пулемет. В течении следующих пяти минут МИ-28, разворачивая нос то влево, то вправо, методично добивает почти разбежавшееся стадо. Желтые световые лучи мелькают в окнах, сбивая с ног самых нерасторопных -- слишком молодых или слишком старых и истощенных, неспособных бежать быстро.
Наконец, пулеметная глотка смолкает, и вертолет снова застывает неподвижно, словно в последний раз прикидывая в уме то и это ("ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, забери нас отсюда!"). Потом набирает высоту и, задрав хвост, устремляется вдоль Таганрогского шоссе. Спустя минуту мы погружаемся в звенящую тишину, нарушаемую едва слышной капелью поредевшего дождя.
С гулким грохотом, заставившим всех подпрыгнуть от неожиданности, Женя без чувств падает на крышу.
14:50
Дождь почти закончился, мелкие капли еще срываются с неба, но они незаразны -- по крайней мере, на вид и на запах. Вокруг царит в буквальном смысле мертвая тишина. Столько мертвецов зараз мне не приходилось видеть даже в самых кровавых голливудских фильмах. Повсюду изуродованные тела и части тел, по асфальту, точно елочные игрушки, разбросаны внутренности. Дорога скользкая от крови, слизи, мочи и прочих выделений человеческого тела, испражняемых при столь инвазивных способах убийства. Когда я выхожу из машины, под ногами что-то хрустит -- опустив глаза, понимаю, что это чьи-то зубы, вылетевшие из простреленной челюсти. К горлу подступает тошнота.
Я не один такой. Ева и Саша исторгают содержимое желудков чуть в стороне, лица Миронюков принимают зеленоватый оттенок. Михась беспрестанно морщится, словно ему под нос подсунули потный кроссовок. И неудивительно -- запах стоит тот еще. Сногсшибательная смесь мяса, крови и миазмов, приправленная рвотным амбре розового дождя.
Справившись с первым потрясением, замечаю движение тут и там -- многие из "прокаженных" все еще живы, но смертельно ранены.
-- Вы двое, -- подавив спазм в горле, обращаюсь к Миронюкам, -- займитесь недобитками, ладно? Только не шумите.
Витос кивает и вытаскивает из багажника арбалет "Мангуст". Через минуту они с Артемом уже методично гвоздят "прокаженных": один стреляет в голову, второй вытаскивает стрелы.
Мы с Михасем аккуратно спускаем с крыши бесчувственное тело Жени, укладываем на заднее сиденье "Хаммера". Выглядит брат погано. Кожа какого-то пепельного оттенка и словно истончилось -- изнутри просвечивает венозный рисунок. Губы синюшные, на бледных щеках нездоровый румянец, а темные круги вокруг глаз придают сходство с умирающей пандой. Но больше всего меня тревожит его дыхание. С недавних пор всегда учащенное, теперь оно снова замедлилось. Проверяю пульс -- брадикардия, даже по меркам обычного человека. Для "необычного" же это значит...
Читать дальше