Джо Хилл - Газу

Он не знал о дорожных работах, поскольку утром они ехали по другой трассе. Возвращаться окольным путем предложил Гон, а Винс не был против. Когда улепетываешь с места двойного убийства, лучше не отсвечивать. Только вот Гон предложил это совсем по другой причине.

- Что? - спросил Винс, останавливая байк и ставя ногу на землю. Будто он не знал.

Гон указал в сторону от ремонтников, на Шестую трассу.

- Поедем по Шестой, дальше свернем на Сороковую федеральную.

- В Шоу Лоу, - сказал Винс, - и почему я не удивлен?

Следующим голос подал Рой Клоуз, показав на самосвалы.

- Это всяко лучше, чем тащиться на пяти милях в час через это дерьмо следующие двадцать миль. Нет уж. По мне, лучше прокатиться с ветерком, а по дороге, может, прихватить шестьдесят штук.

- Больно было?- спросил Лемми Роя. - Говорят, думать в первый раз больно. Как девке, когда ей целку срывают.

- Отъебись, Лемми, - ответил Рой.

- Когда мне будет нужно, чтобы ты подумал, - сказал Винс, - я попрошу тебя, Рой. Но я бы сильно на это не рассчитывал.

Гон заговорил, и его голос был спокойным и рассудительным.

- Когда доберемся до Шоу Лоу, можешь не оставаться с нами, да и другие тоже. Никто не будет в обиде, если вы решите ехать дальше.

Вон оно как.

Винс обвел взглядом лица. Молодые встретились с ним глазами, те, кто постарше, с кем он ездил годами, нет.

- Рад слышать, что никто не будет в обиде, - сказал Винс, - А то я волновался.

Его захлестнуло воспоминание: поездка с сыном ночью на машине, на «GTO», в то время, когда он пытался завязать, стать примерным семьянином для Мэри. Подробности той поездки стерлись; он не помнил, куда или откуда они ехали. Помнил лишь как смотрел в зеркало заднего вида на грязное угрюмое лицо десятилетнего сына. Они остановились у закусочной, но сын есть не захотел, сказал, что не голоден. Он просил фруктовое мороженое, но взбесился, когда Винс принес лаймовое вместо виноградного. Он не стал его есть, оставив мороженое таять на кожаной обивке. Наконец, когда они отъехали от закусочной миль на двадцать, Гон сообщил, что у него урчит в животе.

Винс посмотрел на него в зеркало заднего вида и сказал: «Знаешь, то, что ты мой сын, не значит, что я должен тебя любить». Мальчик глядел на него, стараясь не заплакать, на подбородке появилась ямочка, но отвернуться он не желал. Смотрел на отца ясными, ненавидящими глазами. Зачем Винс это сказал? В сознании мелькнула мысль, что если бы он знал, как по-другому говорить с Гоном, не было бы Фаллуджи и позорного увольнения из армии за то, что бросил свой взвод под минометным огнем, смывшись на Хаммере; не было бы Дина Кларка и нарколаборатории, и мальчик бы не чувствовал потребности все время быть впереди, выжимая из своей понтовой кобылы семьдесят миль в час тогда, когда остальные держали шестьдесят. Парень пытался оставить его позади. Пытался всю свою жизнь.

Винс прищурился и посмотрел на дорогу, по которой они приехали … и увидел проклятый нефтевоз. Винс смог разглядеть его сквозь дорожное марево, от этого фура казалась полумиражом со своими торчащими трубами и серебристой решеткой: Лафлин. Или Бойня, если охота пофрейдствовать. Винс нахмурился, отвлекшись на мгновение от своих мыслей, и удивляясь, как они могли догнать и обогнать парня, который отъехал от забегаловки за час до них.

Когда заговорил Док, его голос был полон извинения:

- Может, так и сделаем, босс? Всё лучше, чем двадцать миль грязевых ванн.

- Ну, я бы не хотел, чтобы кто-то из вас запачкался, - сказал Винс, выехал на дорогу, завел мотор и повернул налево на Шестое шоссе, ведя их по направлению к Шоу Лоу.

Позади, вдалеке, он слышал, как фура переключает передачи, как рев двигателя становится все громче, подвывая, пока она неслась через равнину.

Местность была покрыта красно-желтыми камнями, а узкая двухполосная дорога была пуста. Обочин не было. Они взобрались на подъем, а затем начали спускаться в каньонное ущелье по пологому склону. Слева было обветшалое ограждение, справа - почти отвесная горная гряда.

Некоторое время Винс ехал рядом с Лемми, но потом Лемми отстал и его место занял Гон. Отец и сын ехали бок о бок, ветер развевал волосы Гона, длинные и черные, как у кинозвезды. Отражение заходящего солнца горело в его зеркальных очках.

Изредка Винс поглядывал на него уголком глаза. Гон был худым и поджарым, и даже езда на мотоцикле казалась актом агрессии с его стороны: он входил в повороты под углом в сорок пять градусов, едва не касаясь асфальта. Винс завидовал его природной атлетической грации, и, в то же время, Гон умудрялся превращать вождение байка в тяжелую работу. Сам Винс полюбил это дело за то, что оно было бесконечно далеко от работы. Он лениво думал, бывает ли Гону легко с самим собой и тем, что он делает.