Bill Browder - Red Notice (Russian Edition).

Для всех, кровно заинтересованных в переизбрании Ельцина, еще две недели ожидания были пыткой. Я все еще немного волновался за исход выборов, но, как оказалось, напрасно. К полудню третьего июля не осталось никаких сомнений, что Ельцин остается у руля. После окончательного подсчета голосов было объявлено, что он обошел Зюганова почти на 14 процентов.

Рынки отреагировали мгновенным ростом, а фонд взлетел на 125 процентов. Это была победа! Теперь я был в деле по-настоящему — окончательно и бесповоротно.

11.

«Сиданко»

Однажды в пятницу ближе к вечеру я узнал еще об одной перспективной инвестиционной возможности. Дело было в августе 1996 года. На дворе стояла адская жара. В офисе слышался лишь тихий гул компьютеров, сопели кондиционеры и прерывисто жужжал слепень. За окном офиса было необычно тихо. По пятницам измученные жарой жители столицы растекались по пригородным дачам. Складывалось ощущение, что в этот вечер мы остались в городе совсем одни.

Наша небольшая команда уже cобиралась уходить, когда зазвонил телефон.

— «Эрмитидж». Здравствуйте, — произнесла Светлана скучающим тоном. Она повернулась на стуле и, прикрыв трубку рукой, сказала: — Билл, это Юрий.

— Юрий? Соединяй.

Я взял трубку, и тот еле прошептал:

— Билл, привет. У меня тут четырехпроцентный пакет акций «Сиданко». Интересует?

— А что это?

— Крупная нефтяная компания в Западной Сибири. Никто о ней не слышал.

— А кто ее контролирует?

— Группа под руководством Потанина.

Владимира Потанина знали все. Это был российский олигарх-миллиардер, человек сурового вида с лицом, изрытым оспинами, одно время он даже работал заместителем председателя правительства России.

— И сколько они хотят за четыре процента?

— Тридцать шесть миллионов шестьсот тысяч.

Капитализация фонда росла, однако ему был не по карману такой большой, пусть и крайне заманчивый, пакет акций. С другой стороны, если компания, предлагающая акции, достаточно привлекательна, то фонд может приобрести какую-то их часть. Я размышлял про себя.

— Если вам это не интересно, то ладно, — сказал Юрий.

— Да нет, Юрий, может быть интересно. Но сначала я должен изучить эту компанию.

— Не вопрос.

— Сколько у меня времени?

— Трудно сказать. Я придержу их недельку, пока продавец не начнет давить, хотя не думаю, что найдутся другие желающие купить акции компании второго эшелона.

Я повесил трубку. Мы ушли на выходные. По дороге домой меня охватило до боли знакомое чувство — что-то подсасывало в желудке. Нечто похожее я испытал, когда узнал, что две тысячи долларов польских инвестиций выросли почти в десять раз, или когда открыл для себя ваучерную приватизацию в России.

Рано утром в субботу я вернулся в офис и принялся изучать аналитику в поисках сведений о «Сиданко», но среди имевшихся у нас отчетов и докладов ничего не нашлось. В понедельник, как только в офисе появились коллеги, я подозвал Клайва и сказал:

— Я искал в наших материалах какую-нибудь информацию о компании «Сиданко» и без успеха. Можешь позвонить брокерам и узнать, есть ли что-то у них?

Клайв ответил, что займется этим.

Я сходил на несколько встреч, а вернувшись к полудню, спросил у Клайва, удалось ли что-то найти по «Сиданко». Он отрицательно покачал головой: ни аналитических отчетов, ни статей, ни фактов, ни даже слухов. Глухо.

Досадно, конечно, но в принципе объяснимо. Акции крупных компаний, таких, например, как «ЛУКОЙЛ», 67 процентов которой торговались на бирже, были ликвидными и давали брокерам хорошие комиссионные. Этих комиссионных хватало на то, чтобы аналитики проводили исследования и составляли отчеты для инвесторов, интересующихся ценными бумагами. В случае «Сиданко» на свободном рынке ходило всего четыре процента акций — и доходы от комиссионных не оправдывали время, затраченное на изучение компании и обзоры.

— Что ж, выходит, нам придется самим заниматься поиском и проводить исследование, — сказал я.

В России искать информацию — все равно что провалиться в кроличью нору и побывать в «стране чудес», если вы, конечно, помните сказку Льюиса Кэрролла про Алису. Ты задаешь вопрос, тебе отвечают загадкой. Вроде видишь свет в конце туннеля, но вдруг перед тобой вырастает стена. Все было очень запутанно и расплывчато, сплошное гадание на кофейной гуще. Семьдесят лет КГБ культивировал шпиономанию, и в результате россияне тщательно оберегали любые данные — так, на всякий случай, как бы чего не вышло. Даже простой вопрос о здоровье иной человек принимал за покушение на государственную тайну. Я чувствовал, что расспросы об экономическом состоянии компании вызовут куда большее напряжение.