Игорь Смит - Сбой Хранителя Горта - Голем

Я прислушался к своим ощущениям. Вроде чувствую себя так, как ни в чем не бывало. Потрогал голову, от шишки и следа не осталось. Удивительный у Гаи бульон, надо будет рецептом поинтересоваться…

— Да хорошо себя чувствую, — решительно сказал я и начал вставать с кровати. Ведь, действительно, хорошо!

— Тогда, вот, — староста указал на табурет, на котором лежал ворох одежды, — это моего старшого. Твоя одежда после встречи с буревиком и морем вся в негодность пришла…

Я с благодарностью глянул на Руфо.

— Забудь, — правильно истолковал мой взгляд староста, — ну, не пойдешь же ты через поселок раздетым. А дома уже в свое переоденешься. Сапог не дам, извини. Вот, сандалии старые, тоже старшого. Давай, одевайся, Ляна во дворе. И, это, — наморщил лоб староста, — ты, если что, вдруг там с Ляной не договоритесь, можешь пару дней у меня перекантоваться. И с работой смотри…, - староста хитро мне подмигнул, — пока сезон не закончился, моей артели тоже свободные руки понадобятся. Ты, конечно, сам решай, но, если что, договоримся…

Я искренне поблагодарил Руфо, быстро накинул на себя поношенные полотняные брюки, рубашку, натянул на босые ноги сандалии и вышел во двор.

Только из уважения к памяти дяди и братьев я сумел сохранить спокойствие и не нагрубить орущей на меня Ляне. Молча выслушав беспрерывный поток обвинений, я дождался пока она, наконец, замолчала, ожидая, видимо, моих оправданий. Да…, не ожидал, что я виноват почти во всем плохом, произошедшем за время моего пребывания в семье Капулы… И даже прошлогодний мор домашней птицы Ляна на меня перевела… И объедал я всех постоянно… О каком моём дальнейшем пребывании в одном доме с этой женщиной могла идти речь? Ерека только очень жалко… Ничего, я брата всё равно не брошу.

— Ляна, успокойся, — сказал я жене дяди, — ни денег, ни дома я у тебя забирать не собираюсь. Всё остается Ереку. Но, на что вы будете жить? Пару лет вы протяните, а что дальше? Ерек ещё слишком мал, чтобы выходить в море…

Ляна торжествующе усмехнулась.

— А не твоё это дело, Мариино, как мы будем жить дальше, — сказала женщина, — я решила, всё, Шаланда была самой большой ошибкой в моей жизни… Я продаю кефаль и дом и возвращаюсь в свой родной поселок, там найдется, кому обо мне позаботиться, — внезапно проговорилась она и замолчала, пряча от меня свои глаза.

"Ого! Оказывается, Ляне уже есть, кому о ней заботиться! Не о родителях же она ляпнула. Их, вроде давно уже нет… Вот стерва!", — подумал я.

— Ляна, — едва сдерживаясь от поднявшейся волны гнева и обиды за дядю и братьев, проговорил я сквозь зубы, — а тебе не стыдно говорить такое на следующий день после гибели Капула и сыновей? Ты о Ереке хотя бы подумала? Каково ему будет?..

— Всё с ним хорошо будет, — заистерила Ляна, — не на вашей вонючей кефали Горт клином сошелся!..

Сжав кулаки, я с ещё большим трудом сдержался, выслушав ещё одно ведро помоев на себя в частности и на наш поселок в целом.

Из соседних домов начали выглядывать заспанные люди. Где-то хлопнула дверь, и раздался громкий раздраженный голос:

— Идите на берег орите, медузы рваные!.. Совсем достали!..

— Всё, Ляна, достаточно поговорили! — прервал я её, — делай, что тебе вздумается! Только Ерека я в обиду не дам!..

— Так и забирал бы его с собой! — выкрикнула Ляна.

Я не поверил своим ушам. Не может быть… Мать только что отказалась от своего сына!? Да как же эту гадюку земля ещё носит?! Да гори эта кефаль и деньги синим пламенем!

Потрясенный, я молча отодвинул Ляну со своего пути и медленно двинулся в сторону дома, приютившем меня на несколько последних лет. На выходе из двора старосты, я обернулся и сказал:

— Ерека и наши вещи я сейчас заберу. А ты постарайся мне больше никогда, слышишь, никогда не попадаться на глаза!

Ляна злорадно ухмыльнулась мне вслед.

Ох, правду в народе говорят, что люди познаются в беде… Гибель Капула до основания разрушила его семью, вскрыв немыслимые для меня до сегодняшнего дня вещи…

Ереку я сказал всю правду, как всё и было. Он уже достаточно взрослый, чтобы говорить с ним по-мужски. Оказывается, ещё вчера вечером Ляна что-то такое говорила и ему, но мальчик не мог поверить, что мама отказывается от него.

Собирая в доме, вдруг ставшим для меня чужим, свои и Ерека вещи, я, как мог, пояснил брату такие изменения в его матери:

— …Есть, Ерек, такие болезни, когда человек остается снаружи как прежде. Но внутри у него что-то умирает. То, что делает его человеком. Так и с твоей матерью случилось. Нет больше той Ляны, которая заботилась о тебе. Не плачь, Ерек, у тебя остался я… Не плачь, говорю! Отцу и братьям это бы не понравилось. Нам надо думать, как все начинать заново…