Забегая вперед, скажу, что отрезвление ельцинской команды наступило лишь тогда, когда, вопреки обещаниям, Запад стал продвигать НАТО на Восток, а высокопоставленные чиновники Белого дома стали открыто заявлять о намерении США «осваивать постсоветское пространство». То есть тормозить процесс интеграции в странах СНГ с конечной целью свести на нет влияние России в странах, с которыми она сотни лет жила в едином государстве. А агрессия стран НАТО против Югославии в 1999 г. поставила крест еще на одном мифе руководства постсоветской России – насчет того, что у нашей страны больше нет внешних врагов.
Именно ориентация только на Запад, на его помощь, на его подсказки по части реформирования страны в последние годы существования СССР, а затем и в новой России привела к свертыванию наших связей со странами Востока, к потере позиций, завоеванных нелегкой ценой, а нередко и кровью. Мы, по сути, бежали из стран «третьего мира», включая те, в которые мы вложили десятки миллиардов долларов, с которыми у нас были самые широкие и взаимовыгодные связи или которые имели для нас важное стратегическое значение. Мы потеряли многие дружеские режимы, которые в тяжелое время противоборства двух общественных систем и двух военных блоков были на нашей стороне. Скажем, поддержи мы умеренный режим Наджибуллы в Афганистане – и ситуация там могла бы сложиться совсем по-другому, чем она сложилась. Это же относится и к некоторым другим дружественным нам режимам. Мы оставили военную базу Камрань во Вьетнаме, хотя нас никто оттуда не выталкивал. Даже с Индией наши торгово-экономические отношения скукожились до невероятно малой величины. И лишь острая необходимость поддерживать от окончательного разрушения наш ВПК (ныне ОПК) заставляла новые российские власти смотреть в сторону Востока.
Однако не меньшее значение наиболее продвинутые страны Востока имели для нас и с точки зрения их опыта экономической модернизации. Наши, горбачёвские реформаторы и ельцинские демократы не понимали простой вещи. Ученые и специалисты в странах Запада, за редким исключением, не знали и до сих пор не знают, какими методами, через какие этапы, ступени совершается переход от государственной экономики к рыночной. Даже там, где это имело место, это было давно и давно забыто. Мой опыт пребывания в качестве приглашенного профессора в научно-исследовательском институте в ФРГ убедил меня в этом. Лишь отдельные ученые старшего поколения помнят, что и послевоенная Германия (Западная Германия) строила новую экономику последовательно, от низшей ступени к высшей, и с немалой долей государственного регулирования. Никаких «шоков» и обвальных грошовых приватизации там не было. Да, там не было и плана, как во Франции или в Японии, но там были «рекомендации» центральных властей субъектам экономического процесса, которым следовали законопослушные немцы. А обвальную ликвидацию государственного сектора и, прежде всего нерентабельных производств, в бывшей ГДР нельзя назвать удачным опытом. Это породило острейшие экономические, социальные и духовно-нравственные проблемы в «новых землях» (бывшая Восточная Германия), потребовало гигантских средств со стороны «старых земель» (бывшая Западная Германия) и надолго затормозило быстрый рост объединенной Германии.
Где был нужный нам опыт? Он был в Японии, Южной Корее, Индии и особенно в Китае, поскольку там создавалась рыночная экономика в сходных с нашими условиях господства централизованной плановой экономики. Еще в годы горбачёвской перестройки наши выдающиеся ученые предлагали властям обратиться к опыту Китая, начавшего реформы в конце 1978 г. и за первые 10 лет добившегося колоссальных успехов. Схожую с китайской модель, в частности, предложил наш видный экономист академик РАН В. Полтерович. А крупный специалист по Китаю академик В. Мясников даже пригласил в Москву для беседы с кремлевскими экономистами гениального, по его словам, китайского экономиста Чэнь Ицзы, которого Дэн Сяопин, придя к власти, в буквальном смысле слова вытащил из тюрьмы, куда его в 1956 г. запрятали маоисты за «буржуазный уклон». Именно Чэнь Ицзы сыграл важнейшую роль в создании китайской модели реформ.
Однако старания наших ученых оказались тщетными. Так называемые «консерваторы» (сторонники Е. Лигачёва) видели в китайской модели «отступление от марксизма-ленинизма, а «реформаторы» (сподвижники М. Горбачёва, Э. Шеварднадзе и А.Н. Яковлева) боялись не угодить «западным друзьям» и западному общественному мнению, осуждавшим китайское руковод-ство за антидемократическую политику. А что касается прозападно настроенных ельцинских либерал-демократов (Е. Гайдар, А. Чубайс и др.), то они напрочь отметали опыт стран Востока. А ведь было немало ценного и в деятельности финансово-промышленных групп Японии и Южной Кореи, в том, как в этих странах государство стимулирует внешнюю торговлю и технический прогресс, обеспечивает приток в экономику передовых западных технологий. И у Индии можно было поучиться глубоко продуманной поэтапной приватизации и финансово-банковской политике, препятствовавшей бегству из страны капитала.
Читать дальше
