Array Коллектив авторов - Политическая наука №2 / 2013. Религия и политика

Исследование Е.С. Арляповой о роли ислама в чеченской политике показывает, что из «вспомогательного средства» политической борьбы в период войны ислам превратился в стержень национального строительства. Формирование нового ценностного порядка позволяет власти решать многие политические задачи, но формирует молодое поколение, которому политически и культурно может быть сложно интегрироваться «в Россию».

Самая крупная рубрика этого выпуска – «Ракурс» – посвящена интеграции мусульманских сообществ в принимающие страны Европы и формированию новой идентичности европейских мусульман. В ней собраны статьи С.М. Хенкина «Мусульмане-иммигранты в Испании: Проблемы межкультурных коммуникаций», А.В. Веретевской «Политика интеграции мусульман в современных Нидерландах: Эволюция парадигмы», Е.В. Пинюгиной «Легитимация мусульманских сообществ в условиях швейцарской политической системы» и А.В. Михалевой «Навид Кермани: Светско-ориентированный проект европейского ислама».

Как обычно, в журнале присутствуют традиционные рубрики «Перечитывая классику», «Представляем научный журнал» и «С книжной полки». Первая содержит сокращенный перевод статьи Г. Алмонда о христианской демократии в Европе, вторая – анализ одного из последних номеров кембриджской «Религии и политики», третья – рецензию на книгу Д.Ч. Сина «Конфуцианство и демократизация в Восточной Азии», подготовленную Е.В. Колдуновой.

Мы надеемся, что этот номер «Политической науки» будет интересен нашим читателям и послужит активизации научной дискуссии по проблемам взаимодействия религии и политики.

Развитие событий на мировой политической сцене показывает, что религия в своих разнообразных манифестациях остается одним из основных акторов политики. Как и этничность, она корректирует политический ландшафт на Западе и Востоке, в развитых и развивающихся обществах, в старых и новых демократиях и недемократиях, в мегаполисах и деревнях. Примеров тому много. В Европе проблемы интеграции мусульманских диаспоральных сообществ делают религию устойчивым элементом публичного дискурса. В Индии продолжают работать механизмы конфессионализации политического пространства. Резкое ослабление государства провоцирует религиозно мотивированное насилие в Ливии, Сирии и Йемене. Пришедшие к власти исламистские партии предлагают свое видение политического в Египте и Тунисе. В США религиозность по-прежнему маркирует социетальные смыслы и политические установки. На Балканах религиозная идентичность устойчиво воспроизводится в этнополитических конфликтах. В России, компенсируя идейно-гражданский вакуум, укрепляется политическое присутствие Русской православной церкви.

Упоминание лишь части происходящих в интересующей нас сфере процессов показывает, что поле взаимодействия религии и политики остается широким. Однако вся линия научного анализа, берущая начало от Джона Стюарта Милля 2 2 Милль полагал, что свобода совести в самом широком смысле слова принадлежит к индивидуальной сфере и не имеет никакого отношения к интересам общества [Милль, 2000; Mill, 2009]. , отстаивала тезис об индивидуализации и приватизации религии по мере общественного развития. Основным аргументом был тот, что религиозные убеждения порождают высшие и всеобъемлющие обязательства, которые не могут быть приняты во внимание в публичных дебатах. Как отмечает теоретик мультикультурализма Ч. Тейлор, демократия ищет оправдание исключению тех, кто выглядит несовместимым с ней и не позволяет достичь сплоченности общества [Taylor, 1998, p. 143–144]. Таким образом, принцип светского государства стал необходимым условием представительной демократии.

В силу своей «несовременности» и даже «реакционности», а также благодаря успешному процессу секуляризации в Западной Европе религия не только как актор, но и как фактор политики долгое время оставалась на периферии сравнительных политических исследований. Секулярная исследовательская парадигма, сформировавшаяся в 1960-х годах под влиянием классических теорий модернизации, позволяла «не замечать» религиозно обусловленные факты политической жизни или предвзято трактовать их. Однако наступление в 1980-х «религиозного возрождения» выявило ограниченность ее объяснительного потенциала. По мнению Х. Казановы, четыре на первый взгляд не связанных между собой события предоставили религии «глобальную публичность», которая вызвала переоценку ее места и роли в современном мире. Это были исламская революция в Иране, подъем объединения «Солидарность» в Польше, роль католицизма в сандинистской революции и других политических конфликтах в Латинской Америке и публичное возвращение протестантского фундаментализма как влиятельного участника американской политики [Casanova, 1994, p. 3]. Новый виток распространения религиозных идей и общественных движений не был ограничен какой-то определенной религиозной традицией и географическим ареалом.