Что касается второго аспекта трансформации, то рубеж XXXXI вв. (не только в России, но в мире в целом) стал переходом к нестационарной системе социальных связей и радикальной перемене значения политики и экономики, когда важнейшей доминантой социальной организации предстала широкомасштабная маркетизация системы общественных отношений. Применительно к сфере политики эта трансформация нашла выражение в превращении политики в сферу бизнеса и формировании политических рынков как разновидности экономических рынков, основанных на принципах прямого обмена спроса и предложения. Причем последние понимаются не просто как специфика современных электоральных кампаний, представших, в том числе, как коммерческий процесс, а как глубинная трансформация системы отношений между управляющими и управляемыми. Данная трансформация затронула системы государственного управления: современные государства обрели сервисный формат, сближающий их со сферой коммерческого обслуживания.
Сказанное означает принципиальное изменение механизмов легитимации элиты: рынок «все больше и больше признается легитимной инстанцией легитимации» (Бурдье П. О телевидении и журналистике. – М., 2002. С. 42), а профессионально вовлеченные в мир политики участники занимаются политикой как бизнесом и ориентируются в своем политическом поведении на бизнес-стратегии (Пшизова С.Н. Политика как бизнес: российская версия (I–II) / Полис. 2007. № 2, 3). Это меняет легитимность существующего порядка и дает основание ставить вопрос о делегитимации демократии как идеально-типической модели политического режима и переходе к постдемократии.
В данном контексте не случайными выглядят результаты эмпирических политико-биографических исследований состава политической элиты России, согласно которым значительная часть управленческого класса (депутаты Государственной думы, члены Совета Федерации, губернаторского корпуса, федеральной исполнительной власти) по базовому профилю деятельности – это выходцы из бизнеса – либо политические предприниматели, либо предприниматели классического толка (см.: Человеческий капитал российских политических элит. Политико-психологический анализ / Под ред. Е.Б. Шестопал и А.В. Селезневой. – М., 2012).
Полученные в рамках упомянутого политико-психологического исследования данные коррелируют с результатами проведенных в разное время других исследований. Впервые вывод о том, что ведущей тенденцией рекрутирования российской политической элиты является не приток выходцев из силовых структур (о чем писали многие публицисты в начале 2000-х годов), а массовый приход в сферу управления выходцев из бизнеса, был сделан в рамках осуществленного под руководством автора этих строк масштабного проекта «Самые влиятельные люди России». Хотя в начале 2000-х годов эта тенденция действительно имела место. В этой связи в начале 2000-х годов немало писалось о том, что возрастание удельного веса действующих и бывших военных в период первого срока президентства В.В. Путина привело к формированию в России новой правящей хунты – милитократии (см., напр.: Крыштановская О.В. О формировании милитократии в России // Pro at Contra. 2003. Осень – зима. Критику данной позиции см.: Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России: персональный состав и тенденции эволюции // Самые влиятельные люди России. – М., 2004; Ривера Ш., Ривера Д. К более точным оценкам трансформаций в российской элите // Полис. 2009. № 5; Гаман-Голутвина О.В. Региональные элиты России: персональный состав и тенденции эволюции // Самые влиятельные люди России. – М., 2004). Подтверждение того, что предпринимательство стало ведущим форматом политической деятельности на примере депутатского корпуса, было получено в рамках исследования персонального состава Государственной думы в 1993–2011 гг., а также выполненного под руководством автора данных строк исследования в рамках общеевропейского проекта по изучению персонального состава национальных легислатур.
Другие проекты, нацеленные на изучение представительства крупного бизнеса в составе ведущих политиков России, также показывают, что выходцы из крупного бизнеса составляют весомый сегмент политической элиты России на протяжении последних 20 лет (см.: Шабров О.Ф. Динамика изменения удельного веса и влияния корпоративного компонента политической элиты постсоветской России // Элиты и общество в сравнительном измерении. М., 2011).
Таким образом, непосредственное (например, участие крупного предпринимателя М. Прохорова в президентских выборах 2012 г. в качестве кандидата) политическое участие крупного бизнеса или опосредованное (когда предприниматели обретают депутатские мандаты или занимают губернаторские кресла, что, как подтверждают исследования, для России весьма распространенное явление) – это наиболее заметная черта современной российской политики.
Читать дальше
