У домашнего порога бились капли о навес,
И манила вдаль дорога воплощением чудес.
Так, борясь со своей ленью, под осенний плач небес
Повидать семью оленью я побрел в ближайший лес.
Встречи с ними тут нередки, если зверя не спугнуть.
Как петух, крадясь к наседке, пробираясь через ветки,
Свой прокладывал я путь.
В лес ночной свернув с дороги, перелазя через куст,
Осторожно ставил ноги, чтоб не вызвать веток хруст.
В час, когда уснули птицы, лес не дремлет и не спит,
Совам в дуплах не сидится, на ветвях сова сидит.
Бдит, высматривая мелких вездесущих грызунов.
Берегитесь ночью, белки, этих очень хищных сов!
Меж дубами и ракитой, светом месяца залитой,
Я заметил чью-то тень: «Неужели то олень?»
Померещилось, наверно, слишком тусклый падал свет.
Показалось или нет? Сердце радостно забилось…
Там, под дубом, притаился оленихи силуэт,
Чьи глаза в ночи искрились, отражая лунный свет.
Словно статуя литая, в темноту к себе маня,
Взор свой пристальный кидая, не сводила глаз с меня.
И, глазам своим не веря, что сумел ее узреть,
Я решил поближе зверя, подобравшись, разглядеть:
Величав и неподвижен средь опавших желудей,
Не страшась живых людей, силой любопытства движим,
На меня смотрел олень…
Я стоял пред ним как пень, рот раскрыв от изумленья.
Вот она – краса оленья!
Метров десять между нами. Нет, не передать словами
Это радостное чувство и пером не описать.
Это так же, как искусство, нужно лично испытать!
Невозможно вместить полноту впечатлений
В тесных строчках катренов, вещая рассказ.
Если б вы поглядели с близи на оленей,
Проникая в глубины их ласковых глаз,
То смогли бы меня, без сомненья, понять…
Я не мог для детишек его не заснять:
«Вот порадую дочь и меньшого сынишку!»
Но как только я начал оленя снимать,
Как раздался щелчок и сработала вспышка…
Вероятно, ее испугался трусишка:
Он вскочил на дыбы, кверху ноги поднял,
Оземь стукнув копытами, в лес убежал.
Как речная вода, наше время течет,
И по-прежнему ночью сменяется день…
Так бывает, что в лес страшной силой влечет,
В лес, куда я ходил, превзойдя свою лень,
Где бродил меж дубов, где ракита растет.
И, кто знает, возможно, меня снова ждет
Под деревьями тот пенсильванский олень.
Вот и осень. Наступают холода.
В небе клином пролетают журавли.
Цвет меняет и журчащая вода,
А листва ковром ложится вдоль земли.
Лист, застенчиво срываясь, не спеша,
Обнажая ветви, в воздухе завис.
Дева Осень, вся собою хороша,
Нам осенний демонстрирует стриптиз.
Словно летней утомленная жарой,
Заменив сперва листвы своей цвета,
Дева Осень оголяется порой…
В наготе ее своя есть красота!
Не вульгарной это девушки каприз!
Это было, есть и будет так всегда:
Листья с веток опадают сверху вниз,
Чтоб деревья не замерзли в холода.
Знакомьтесь, друзья, это белочка Бэла.
Она нам порядком уже надоела.
Хотя и невинна Бэла на вид,
Ее аппетит огороду вредит.
Вначале симпатию к зверю питали:
К себе грызуна мы едой приручали…
Теперь не отвадить ее от тарелки,
Еды не хватает прожорливой белке.
Как только на дереве плод созревает,
Она его мигом оттуда срывает.
Обидно, что Бэла его не съедает:
Надкусит лишь фрукт – и на землю кидает.
Советуют люди ее пристрелить,
Тогда, мол, не будет нам белка вредить.
Нам жаль почему-то в Бэлу стрелять:
Ее из-за яблок жизни лишать!
Мой верный друг – велосипед
Я спешу к закадычному другу –
Серебристому велосипеду.
Его шины привычно упруги,
Оседлав его – быстро уеду…
Мы умчимся с ним в дальние дали,
Где я жил и нередко бывал,
Лишь бы только крутил я педали
И за руль его крепко держал.
Трутся с шорохом тонкие шины,
С ветерком проносясь меж машин…
Велик мой лучше всякой машины –
Независим от цен на бензин!
Пешеходы, на нас озираясь,
С белой завистью смотрят вослед,
Разглядеть досконально пытаясь
Серебристый мой велосипед.
Мы с ним дружно преодолеваем
Протяжение длинных дорог.
Добродушно Нью-Йорк вымеряем,
Утром вдоль, а в обед – поперек.
Читать дальше