Альманах - Крещатик № 92 (2021)

Все четверо шумно уселись за столик, противно прозвучав металлическими ножками о каменный пол. При англичанах или даже еще при турках здесь был склад хозтоваров. Хези тепло пожал руку хозяину и попросил «всего и помногу, мы голодны, брат мой Йоси, перетрудились сегодня». Он отдал ему две новенькие купюры, согнутые впервые в их истории именно Хези. У хозяев на улице Уругвай они хранились в толстой книжке, которую написал какой-то Фолкнер. Уильям Фолкнер. «Рааш ве заам», было напечатано на обложке, что означало «Шум и ярость». Прямо над их столиком висела картина с плачущим мальчиком, повсюду тогда, да и сейчас кое-где, висели картины с этим несчастным ребенком. Слезы его украшали и смягчали этот суровый мир.

Сначала принесли суп на всех, это сделала бокастая официантка, державшая поднос у плеча. Она выставила всем по глубокой тарелке, добавила ко всему, стукнув о стол, три блюдца с солениями и перцами, Йоси принес в плетенке свежие питы, хлеб из ближайшей пекарни всегда засыпанного мукой, всегда усталого мужика, одноглазого уроженца Халеба. Хези быстро произнес, прикрыв глаза, молитву на хлеб, молча шевеля губами. Дух теплого хлеба витал вокруг них. Хези кивал вслед его словам. Все взялись за еду разом, только Нафтали чуть запоздал, сдерживался специально, уж слишком все выглядело, виделось и пахло невероятно, какой-то реальный, жуткий, проникающий в основы и в поры жизни, пугающий, обеденный иерусалимский натюрморт.

– Завтра везем одного мужика из Мевасерета, выедем пораньше, господа, – постановил Хези. Принесли второе, очень много второго, о котором не будем говорить ничего. Все уже сказано о еде на иерусалимском рынке, на улице Агриппы, добавить нечего. И потом, у каждого человека есть душа, ну, почти у каждого, и чувства, не будем травмировать их. Перед уходом выпили чая с мятой, Толя попросил с лимоном. Официантка принесла его после заминки. Хези заплатил по счету, отвернувшись от всех. Поднялись с некоторым трудом. Йойо исчез, оказавшись за дверью, будто его и не было. «Можно было бы его взять к нам, соображает, двигается, ловок, но неустойчив. Можно попробовать научить, это все врожденное, не научаемое», – подумал Толя. Муса в распахнутой курточке размашистым шагом пошел вверх по улице Агриппы, последнего царя иудейского, к другу, у которого было здесь овощное дело, иначе говоря, стол, стул и полки за спиной, забитые зеленью и репчатым луком, а также красными небольшими галилейскими яблоками с бликами по бокам. Он миновал скобяную лавку без вывески, затем закрытый магазин парфюмерии с запыленными пустыми коробками из-под духов на витрине и свернул налево, исчезнув из взгляда Толи.

Несколько месяцев назад смуглый пацанчик лет девятнадцати, одетый в брезентовые штаны и выцветшую футболку с номером 10, привез холодильник на двухколесной каталке. Он спустился с ним по улице Елены Амалка к Яффо, свернул направо и доехал со своей каталкой и холодильником до площади Сион, сгрузил на тротуар холодильник, проверил, хорошо ли он стоит, и убедившись, что хорошо, исчез. Дело было в полдень.

Хозяин соседнего кафе подошел посмотреть на холодильник посреди улицы, мягко открыл дверцу, убедился, что он пустой, и вернулся на рабочее место за кассу. Все-таки на душе у него было неспокойно, и он послал посудомойку, свою родственницу, позвонить из автомата в полицию. В кафе телефона не было. Женщина отерла руки о фартук и сделав семь шагов, зашла в телефонную будку, хозяин ей дал два жетона на всякий случай, если один из жетонов телефон проглотит, мало ли что. На душе его было все равно неспокойно почему-то.

В полиции женщине долго не отвечали. Она позвонила еще раз, опять не ответили. Жетоны ей не понадобились, потому что в полицию и скорую можно было звонить напрямую без жетонов. Через несколько минут женщине ответила заспанная дежурная. Они долго объяснялись. Дежурная выясняла, кто ей звонит, какой у нее номер паспорта, где живет, сколько ей лет, есть ли муж и дети. Потом она долго выспрашивала про холодильник, чей он, кто привез и где находится. Посудомойка объясняла и просила прислать наряд, «А то мало ли что», – говорила она. Дежурная отвечала ей, что таких звонков у нее в день сотни, и 99 процентов их проходят впустую. Так и сказала «впустую». «Но сейчас ты пошли наряд, мало ли что», – настаивала посудомойка, женщина очень терпеливая, битая, и вообще, много чего повидавшая. Ее было не заболтать. Дежурная сказала: «Да они уже выехали, через три минуты будут, засеки на часах». – «Хорошо бы, чтобы Господь благословил тебя, девушка», – сказала посудомойка и вернулась в кафе. Дежурная очень хотела ей сказать, что она большая зануда, но потом решила не говорить, потому что баба была упорная и настойчивая и жалобы ей были не нужны. Посудомойка вернулась к телефонной будке, так как решила, что не повесила трубку.