Альманах - Крещатик № 92 (2021)

– Я возьму холодильник сегодня, – бросил Муса, как бы невзначай.

– Как хочешь, – сказал Толя.

Они поднимались по лестнице с высокими ступенями вместе, Муса был чуть позади, на одной ступени вместе им было не уместиться.

– А то я так хлеба лишусь, если только ты будешь их носить, дай и мне поносить, – было непонятно, всерьез он говорит или шутит. А Толе было все равно, он не сводил счеты, не был мстительным. Ну, какая месть, скажите? Это было не его чувство.

Еще в Нью-Джерси мама говорила ему, совсем маленькому мальчику, который дождался после уроков парня на два года старше и деловито побил его за донос директору школы: «Не занимайся местью никогда». Что там было, он уже сейчас не помнил. Его отлучили от занятий на неделю, он ходил к парню домой извиняться за побои. Тот Толю простил, подумав что-то про себя и сказав: «Не за что тебе извиняться, побил и побил, молодец». Они пожали руки, и Сэм, глумливый вообще-то пацан, если честно, сердито открыл ему настежь входную дверь и бросил на прощанье: «А теперь вали, Нафтали, а то я тебе сейчас наваляю». Толя пожал плечами и ушел, он был недоволен всей этой дурацкой историей. Потом у нее было продолжение, в котором Толя опять вышел победителем, и опять у него осталось чувство какой-то гадливости. Непонятно почему, просто такая у этого Сэма, шкоды с круглыми жуликоватыми глазами, была аура, попадаться Толе на пути и получать по физиономии. Но это так, к слову.

Вот тогда мать и сказала Толе: «Никогда не мсти, забудь, ты не судья никому, не был им и не будешь». Она была рыжей, молодой, казалась ему очень красивой, писала левой рукой, чуть косила длинными глазами, в общем, у нее был весь набор большого женского характера. Она по ошибке была медсестрой, а в жизни она могла, как минимум, руководить отделением сердечно-легочной реанимации. Отец с ней справлялся с трудом, кажется.

Муса, надо сказать, ворочал холодильник, все тот же тяжеленный параллелепипед, как ворочает войлочную большую куклу неизвестного подвида и происхождения трехлетний сын его Махмуд. Легко и без слов. Йойо бегал с картонными коробками, быстро возвращался. Конец августа, по утрам в Иерусалиме прохладно, дует ветерок, сквознячки чудесно бьют и обнимают напряженные ноги, можно трудиться и жить. Квартал Кирьят-Йовель расположен на холме, плюс общие девятьсот метров города над уровнем моря, жизнь продолжается, все в порядке, ночные холода в столице.

В пролете между домами виднелись хвойные деревья, кусты бурого цвета и спуск в лощину с пожелтевшей от солнца и отсутствия дождя травой. Толя работал, как заведенный, вещи были не очень тяжелыми, но удивляли отсутствием смысла. Много кастрюль из чугуна и алюминия, сковородки и странный предмет с горловиной и деревянной ручкой. «Это фарш крутить, неужели не знаешь, Нафталий?» – сказал ему Йойо. Нафталий не знал, удивился, в Нью-Джерси он такого не видел. «Все в мешок и вниз», – воскликнул Йойо наставительно. Он убежал с громоздкой газовой плитой, обернутой мешковиной, с привязанными сбоку бечевкой конфорками. Этот Йойо, балабол и разгильдяй, был хорошим работником. Раз Хези его держал, это можно было понять сразу и без наблюдений и выводов, потому что Хези был лишен сантиментов в этом вопросе. Тот не работает, кто не работает – такой у него был строжайший принцип отбора.

К четырем со всем разобрались, разгрузились, получили оплату, поделили заработанное и щедро подаренное клиентами, пожилыми людьми, с трудом объяснявшимися на иврите, какими-то непривычно тихими для этих мест. Без подозрений относившихся к людям. Толя не хотел брать у них чаевые, им нужнее, но отказываться одному было неудобно, он никогда не хотел выделяться. Сейчас тоже не выделился. Поехали есть фалафель. Хези сказал, поставив машину у «офиса», как он выражался не без гордости: «Сегодня съедим мясца по-иерусалимски, знаешь, что это такое? Едал уже, Нафтали? В «Симу» пойдем, это здесь за углом». Он был бодр и весел, и день был такой же ветреный и не назойливо стылый от жары. Два шага до осени, вообще. Слава Богу! Богу слава! Хези был религиозен, как он сам считал про себя. В офисе все смыли пот, помылись по пояс, обтерлись полотенчиком, посвежели. В углу комнаты был туалет и душевая, которую пристроил уже Хези, приняв дело у отца.

Так вот, иерусалимское мясо, мясцо, как называл его Хези. В «Симе», средних размеров зальчике с низким потолком, прямо у входа стоял раскаленный противень, на котором происходило шумное и пахнущее небывалым удовольствием мясное действо. Парень в пиратской повязке на лбу колдовал над горкой куриных потрошков, выборочно и аритмично двигая рукой с металлической лопаткой. Второй рукой он хватал открытую литровую банку с молотыми специями и щедро швырял из нее таинственную смесь, состоящую из зиры, куркумы, перца, зерен кинзы и сушеного молотого манго. Да-да, манго. Знаком ли вам такой экзотический фрукт? Конечно, знаком. Существует незыблемая уверенность в ваших обширных знаниях, господа, в узких кругах двух (трех, четырех?!) столиц.