Э. Дубровский - КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ФАНТАСТИКИ, 1963-64

— Ну, ну, дальше!

Суровцев улыбнулся их нетерпению и продолжал:

— Биополе не экранируется, как и гравитационное. Хотя возможно, что достаточно толстый слой живых организмов и может задержать эту энергию.

— Так если оно не экранируется, — Лалаянц вскочил и забегал по комнате, — то возможна связь биополей в пределах Галактики!

— Но-но-но!.. Спокойно. Лучше вернемся к Гераклу.

— Теперь все ясно, — сказал Тойво. — Мы, конечно, не сможем создать в нем человеческое поле.

— Теоретически, философски, — сказал Суровцев, — с Гераклом все выглядит так: человек познаваем — значит, его можно создать. Принципиально, теоретически это возможно. Но, смотрите, мы копнули поглубже, и какая глубина открылась нам с этим биополем. «Дальше в лес — больше дров», великая народная диалектика! И мы не гарантированы, что нам не откроются еще такие глубины, о которых сейчас и подумать нельзя!

Теперь о ближайших перспективах, если хотите. Применение в кибернетике живых белковых «деталей» дело перспективное. И двух десятков лет не прошло, как возникла кибернетика, а у вас уже великолепные вещи получаются. И все-таки… И все-таки машина сможет имитировать те или иные чувства, но никогда не получится у вас гармонического их сочетания. Вот в чем штука! Дело в гармонии. Прав Геракл, что хочет ее. Вы поймите, даже какой-нибудь фантастический дикарь на необитаемом острове, одичавший человек, вырванный из общества, утративший интеллект, никогда не превратится в машину. Создать белковую машину с биополем, похожим на человеческое, можно единственным путем: из яйца. Гераклы должны воспринять всю генетическую информацию из глубин поколений и пройти человеческие стадии развития, что пока возможно только биологическим путем.

Суровцев подошел к столу, выпил залпом гранатовый сок и задумчиво покрутил перед глазами стакан.

— Вот так-то…

Лалаянц стоял у окна и глядел в темноту, на неясные контуры елей и белые пятна света, упавшие на траву из окон. Тойво не донес зажигалку до сигареты и, не мигая, смотрел на огонь.

Суровцев подошел к Лалаянцу и тронул его за плечо.

— Вы добились многого с Гераклом. Но… Я ведь не зря, знаете ли, этими вашими опытами заинтересовался. Это именно то, что нужно сейчас нам, чтобы двигаться дальше. Ваша полубелковая машина и наша клетка — биоприемник. Надо объединиться.

— Мы закончим с Гераклом, — глухо сказал Лалаянц. — Сначала надо сделать здесь все, что возможно.

— Естественно, бросать нелегко. Все же, если надумаете, позвоните мне в Новосибирск, в Институт цитофизики. А я уж подготовлю вверху…

— Все это очень хорошо, — сказал Тойво. — Только грустно, что любовь может оказаться всего-навсего напряжением поля или каким-нибудь вращающим моментом.

Прошло несколько дней с отъезда Суровцева. Настроение у всех было неопределенное. Геракл ходил по комнате. Вылеченная «йога» не отличалась от двух других: система координации работала нормально.

— Пойдем на озеро, — сказал Лалаянц. — Он там еще не был. Как-то он должен же воспринимать все окружающее, пусть и по-своему. Надо пробовать. Только смени ему питание в правом блоке.

Тойво подошел к Гераклу И вытащил из паза сбоку шара белый цилиндрик с красным колпачком — отработанную обменную батарею. Быстро достал из кармана куртки несколько таких же, выбрал одну и вставил в паз, а остальные спрятал в карман.

— Что это? — спросил Геракл.

— Бутерброды, — мрачно ответил Тойво.

— Не понял.

— Без этих трубочек тебя вообще не будет. Ты станешь простым утюгом. Тут твоему белку и еда и воздух. Жизнь, одним словом.

— Жизнь, — сказал Геракл. — Это особая форма существования и движения материи.

— Все-таки он симпатяга, — вздохнул Тойво. — Все понимает.

К озеру шли гуськом. Геракл — позади.

Девушку все увидели одновременно — верней, ее белую шапочку. Шапочка рассекала зеленые волны метрах в восьмидесяти от берега.

— Я же запретил купаться! — сказал Лалаянц. — Вода ледяная.

— Налицо двойное нарушение, — сказал Вячик. — В рабочее время и… Это уж не твоя ли Инга?

— Я их сегодня отпустил раньше, — сказал Тойво, краснея.

Лалаянц ударил кулаком по ладони:

— Тойво, позови ее!

Шапочка вдруг скрылась под водой, снова появилась, снова скрылась, высунулась рука, ударила по воде, и слабый крик долетел до берега.

Тойво, остановившимися глазами глядя на озеро, почему-то стал быстро-быстро застегивать пуговицы куртки. Савченко рванул с себя свитер, торопливо сбросил ботинки, но, прежде чем он успел прыгнуть в воду, Тойво, как был, в одежде и обуви, плашмя плюхнулся в озеро и быстро поплыл, резко выбрасывая длинные руки. Савченко прыгнул вслед.